Мартин Борман - Письма

Я достаточно насмотрелся на удалившихся от дел людей, которые превращаются в жалобщиков и критиканов. Я хочу избежать опасности, которой подвергаются все «бывшие», все, кто числятся в «списке находящихся в отставке», полностью отойдя от своей нынешней работы и окружения.

Я не буду ходить на партийные конференции и даже не буду слушать политические программы по радио. В противном случае будет очень легко скатиться на ошибочную позицию, что очень часто происходит со стариками в отношении молодежи: мол, «раньше» то или это было лучше, что можно было бы действовать иначе и т. д. и т. п.

Любой поневоле может столкнуться с подобной проблемой, и многие люди теряли себя во всех отношениях. Я же хочу с самого начала избежать подобной участи. Я сосредоточусь на выращивании капусты и бабочках-капустницах, на купленных книгах, в которые не имел возможности заглянуть, на погоде, семье и поместье.

О, дорогая мамочка, это будет прекрасная жизнь, если я доживу до нее. А я очень надеюсь, что мне это удастся.

Ты знаешь, что мне пришлось в полной мере познать всю мерзость, клевету, тошнотворную, фальшивую лесть, низкопоклонство, глупость, безрассудство, идиотизм, амбициозность, тщеславие, жадность к деньгам и т. д. и т. п. – одним словом, все отвратительные стороны человеческой жизни.

Когда я уже отвечал за «Фонд помощи» [94], то, к своему удивлению, понял (каким я был откровенным дураком), что настоящие нацисты, храбро сражавшиеся с коммунистами и получившие ранения, как можно дольше оставались в списке больных, чтобы тянуть помощь из фонда.

Поэтому когда в конце войны я отправлюсь на пенсию, то со вздохом облегчения скажу: «С меня довольно!»

Я исчезну с политической арены, как только фюрер Адольф Гитлер перестанет нуждаться во мне. Окончательное решение! Ты ведь знаешь, что означают мои окончательные решения. Я не отступаю от них, моя девочка. Мы продолжим наш медовый месяц, прерванный в 1929 г., и никто уже не сможет отозвать нас из него. Мы будем останавливаться в маленьких гостиницах. Мы опять поедем в Бергле и поднимемся в горы, как уже делали это раньше. Я с нетерпением жду этого уже сейчас.

О, моя девочка, как я жду этого! Но пока я должен по-настоящему тяжело трудиться, чтобы заслужить будущую мирную и спокойную жизнь.

Всецело твой М.

Мартин Борман Герде Борман

Ставка фюрера

7.10.1944

Милая.

Сейчас я получил приказ фюрера обсудить все вопросы с Г. Гиммлером.

До его приезда у меня есть немного времени, чтобы послать тебе привет. Я люблю тебя! И сделаю все возможное, чтобы поскорее встретиться с тобой!

Твой М.

Герда Борман Мартину Борману

Оберзалъцберг

7.10.1944

Мой дорогой папочка.

Хочу вечером, по крайней мере, начать письмо. Дорогой мой, я так рада, что ты благополучно добрался домой с похорон Шмундта. По радио передают «Паяцы», и я знаю, что ты тоже любишь эту оперу. Впервые я прослушала ее целиком, хотя она и прерывалась сообщениями о воздушной обстановке. Это на самом деле [Да] или моя фантазия, что в настоящее время враг проявляет повышенную активность в воздухе и мы сбиваем сравнительно мало их самолетов?

Я узнала от Вальтера, что М. Гримм в Румынии. Она поехала к мужу, объяснив дома, что «если возрастет опасность, то Вольф в любом случае отправит меня домой». Но Гриммы не получают от нее никаких известий. [Из-за воздушных налетов большинство женщин находилось вне Бухареста. К примеру, жена и дочь Киллингера. Все, кто остались в посольстве, судя по всему, умерли.] Женщин из посольства смогли вовремя переправить через границу? [К сожалению, нет.] События в Румынии развивались постепенно, и в посольстве должны были заметить, что происходит что-то странное. [К сожалению, они ничего не замечали!] У тебя есть какая-нибудь информация? Ее зовут Маргарет Дитлер, урожденная Гримм. Насколько я знаю, ее муж был атташе; вероятно, Хевел владеет большей информацией. Тетя Виг в ужасном напряжении. Она с тремя маленькими детьми в Лоррахе, и с ней еще Виггель с маленькой дочерью. Надеюсь, что Маргарет, в конце концов, вернется [Я в это не верю], но не будет ли это слишком поздно. Вальтер в Швайнемюнде или где-то там, принимает новое судно и не может сейчас приехать сюда. Айке очень расстраивается по этому поводу...

...Однажды, когда все изменится, тебе следует подумать о себе и своем здоровье. Хотя я не могу представить, что все может измениться за один день и станет настолько лучше, что ты сможешь найти время для нас и своих книг и сможешь спокойно выспаться ночью. Но лучше об этом не думать. Сейчас нет ни одной страны, которая бы пребывала в состоянии покоя. Даже не верится, что горстка евреев умудрилась перевернуть земной шар вверх тормашками! Как говорит Геббельс, мы сражаемся не с тремя великими державами, а с одной, стоящей за их спинами, что намного хуже, и по этой причине я не могу сейчас представить, как мы будем жить, даже если выиграем войну.

О, папочка, хочу быстренько рассказать тебе о малыше Фолькере. Ему не интересно играть в детском манеже, в нем ему не хватает места и свободы передвижений. Сейчас он сидит перед зеркалом, гримасничает и подмигивает и замечательно проводит время, разговаривая с собственным изображением. Как хорошо, что дети здесь и видят истинное положение вещей!

До следующей встречи, мой любимый.

Твоя мамочка.

Мартин Борман Герде Борман

Ставка фюрера

9.10.1944

Любимая.

Сегодня совсем не было времени для письма, слишком много свалилось работы.

Мы отнюдь не закончили с 20 июля 1944 г. Еще осталось очень много людей из той компании, кто затаился; боюсь, нас ждет много горьких разочарований, разоблачений, заговоров! В будущем орудиями, вероятно, станут не портфели, а пули и яд!

Ты же понимаешь, что я мечтаю о мирной жизни только в том случае, если фюрер больше не будет нуждаться во мне?

Бедной Маргарет, конечно, уже нет среди живых. Можно только надеяться, что она уже мертвой попала в руки большевистских свиней.

Тебе, моя единственная, я повторяю: держись ради меня, ты нужна мне!

Если получится, то я проведу с тобой выходные. Это целиком зависит от состояния здоровья фюрера. Я смогу уехать, только если он полностью выздоровеет.

Всецело твой М.

Мартин Борман Герде Борман

10.10.1944

Моя любимая.

Было бы замечательно, если бы мне действительно удалось провести следующее воскресенье с тобой и детьми.

Вчера личным врачом фюрера вместо Хассенбаха стал Штумпфеггер, до настоящего времени лечащий врач дяди Г. [95]

Он произвел приятное впечатление. Брандт тоже не будет теперь личным врачом. Опять возникли споры между Морелем, с одной стороны, и Хассенбахом и Брандтом – с другой, но теперь подобное положение дел, столь неприятное фюреру, больше не существует! [96]