Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

Генерал Марк Кларк, командующий американскими силами, сражающимися в Италии, также поддерживал это предприятие. Однако он полагал, что французские контингенты в Италии можно сохранить для наступления на юге Франции и их, вместе с другими французскими дивизиями на Корсике и в Северной Африке, будет достаточно для проведения этой операции.

Позже он писал: «Я твердо убежден, что французские войска, вместе с семью дополнительными дивизиями, смогли бы захватить Марсель, защитить южный фланг генерала Эйзенхауэра и, продвинувшись по долине Роны, соединиться с основными силами „Оверлорда“. 6-й американский корпус, с тремя его дивизиями, мог бы тогда остаться в Италии. Стремительное наступление в Италии не было бы проиграно, и мы смогли бы двигаться к Балканам». Генерал Кларк рассказывает, что он обсуждал эту идею с генералом Маршаллом во время своего визита в июне 1944 года. Маршалл отказался менять план. Для проведения операции высадки на юг Франции к концу июля были переброшены весь 6-й корпус и французские экспедиционные силы, сражающиеся в Италии.

Но Маршалл не согласился с приведенными аргументами. В качестве причины нежелания обсуждать ситуацию на Адриатике он заметил, что немцы в Италии могут отойти к Альпам и избежать борьбы в долине реки По; а сделав это, они вполне смогут, не перебрасывая войска с других фронтов, предотвратить прорыв к Австрии или Венгрии, и, таким образом, отчаянные усилия союзников в Италии окажутся тщетными. Настаивая на чрезвычайной важности высадки на юге Франции, он подчеркнул настоятельную нужду еще в одном порте, где американцы могли бы высаживать многочисленные дивизии, ожидающие в Соединенных Штатах переброски через Атлантику. Эйзенхауэр твердо придерживался того же мнения.

Объединенный комитет начальников штабов снова принял решение в пользу высадки на юге Франции и выступил против предложений предоставить ресурсы на Средиземном море для любой будущей операции в Северной Италии или в Балканском регионе. Черчилль, и не без основания, счел тон этого решения «своевольным». Поэтому он попросил президента быть третейским судьей. В серии посланий, начиная с 25 июня, он снова пытался обратить Рузвельта в свою веру, убеждая его, что было бы как бессмысленно, так и глупо «…рушить все надежды на основную победу в Италии и на всех ее фронтах… ради „Энвила“ со всеми его недостатками…». Поэтому он просил не лишать войска в Италии большей части сил, необходимых там для разгрома вражеских войск. Это все, чего он тогда просил. Но он, наверное, полагал, что если американцы удовлетворят его просьбу, то вскоре станет ясно: вторая высадка во Франции не главное; а потом по взаимному согласию дивизиям будет очищен путь через Адриатику.

Ответ Рузвельта от 28 июня был, по выражению Черчилля, «быстрым и враждебным». Он по-прежнему считал, что планы раннего наступления на юге Франции, предусмотренные в Тегеране, лучше помогают понять цель – безоговорочную капитуляцию Германии. Затем он напомнил: в Тегеране Сталин также поддерживал «Энвил» и выступал против остальных операций на Средиземном море, поэтому от этой операции нельзя отказаться, не посоветовавшись с ним. По поводу предложений британских командующих, которые ему передал Черчилль, он заметил, что, по его мнению, в них не учтены ни большая продолжительность кампании по выходу из Люблянского ущелья в Словению и Венгрию, ни трудности поставок. По этим причинам президент решительно заявил: «Я не могу согласиться на использование войск Соединенных Штатов против Истрии и для вторжения на Балканы и не вижу, чтобы французы согласились на подобное использование французских частей». В конце своего послания он добавил: «Из чисто политических соображений я бы никогда не пережил даже легкой неудачи в „Оверлорде“, если бы стало известно, что очень крупные силы были переброшены на Балканы». Примечательно, что в более позднем рассказе Черчилля об этом обмене посланиями чувствуется негодование неправильным пониманием и недооценкой президентом сделанных ему предложений. «Ни один, – писал он, повторяя ответ на послание Рузвельта от 1 июля, – из участников этих дискуссий никогда не думал о переброске войск на Балканы, но Истрия и Триест были стратегическими политическими позициями, которые, как президент очень ясно увидел, могут иметь огромное значение, особенно после русских наступлений».

Суждения премьер-министра, может быть, отчасти вызваны верой, что послание президента, полученное 29 июня, является ответом не только на его [Черчилля] первое послание от 25 июня, но также на длинное и сдержанное изложение его целей, посланное им президенту 28 июня. Но вероятно, президент не читал этого последнего изложения точки зрения прежде, чем одобрить ответ Черчиллю, подготовленный Военным департаментом.

Как бы то ни было, только что процитированное заявление Черчилля озадачивает. Не может быть никаких сомнений в том, что британские командующие и британские начальники штабов в самом деле настаивали, чтобы после вступления в долину реки По значительные силы были посланы на восток в сторону полуострова Истрия, а затем на север, через Люблянское ущелье к Венгрии или Вене.

В посланиях, в которых премьер-министр просил президента самому пересмотреть спорный вопрос, он не отстаивал эти предложения напрямую или специально. Как было сказано, он лишь попросил «…отдать справедливость огромным возможностям средиземноморских командующих». Но можно ли упрекнуть президента за предположение, что Черчилль глубоко замыслил не только захват полуострова Истрия, но и дальнейшее продвижение через северо-восточный угол Югославии к Австрии и равнинам Венгрии?

Вероятно, американцы, включая и президента, неправильно истолковали фразу «на Балканы». Она, возможно, подтверждает, что не существует никакого военного плана вступления на Балканы; что продвижение в Австрию или Венгрию через Люблянское ущелье проходит в стороне от Балкан. Короче, может быть так, что Черчилль не отрицал своих стратегических намерений, но с негодованием отклонил фразу «на Балканах», которую американцы, похоже, твердо решили прикрепить ко всем предложениям британцев по продвижению на восток.

Тут уместно заметить, что, если была бы предпринята какая-либо операция с полуострова Истрия в направлении Австрии или Венгрии, она столкнулась бы с серьезными местными трудностями – не только оперативными, но и политическими. Британские командующие, похоже, благодушно предполагали, что Тито хотел бы, чтобы его силы сотрудничали с союзным командованием и подчинялись ему. Это было, вероятно, невозможно.

Если в июне и июле, пререкаясь с американцами, Черчилль спокойно относился к этим возможным трудностям, то вскоре они начали его тревожить. Он пытался рассеять свою тревогу, встретившись 12–13 августа в Неаполе с Тито. В меморандуме, представленном Тито британским военным штабом, предлагалось передать в управление союзному командующему всю территорию, находившуюся в начале войны под контролем итальянцев, если союзные войска войдут в Северную Италию, Австрию или Венгрию. Кроме того, союзные войска будут контролировать порт Триест и линии коммуникации в направлении к Вене и венгерским равнинам, а также в Любляну, Марибор (в Югославии, Словении) и Грац (в Австрии). Тито возразил, заметив, что, поскольку его партизаны уже контролируют некоторые из этих территорий, они должны, по крайней мере, управляться согласованно. Шубашич, новый премьер-министр королевского правительства Югославии, придерживался того же мнения. Позже, как еще будет рассказано, спор между западными союзниками и Тито только обострился.