Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

Несмотря на различие в точках зрения по этому вопросу, Рузвельт и Черчилль в опубликованных заявлениях и воззваниях, с которыми они обращались к итальянцам на протяжении мая-июня, сообщали в основном следующее: они не будут жестокими и бесчеловечными победителями. После изгнания немцев из Италии и уничтожения фашистского режима итальянцы получали возможность жить свободно и независимо и занять свое место в качестве „достойного члена европейского содружества наций“. Это подтверждалось совместной декларацией президента и премьер-министра в адрес итальянского народа, переданной по радио 17 июля, когда союзнические войска с боями продвигались по Сицилии к Мессинскому проливу. Особое значение придавалось необходимости избавиться от Муссолини и отделиться от Гитлера и нацистской Германии. Никаких определенных требований относительно безоговорочной капитуляции выдвинуто не было.

25 июля, через неделю после того, как народу Италии был представлен широкий обзор союзнических намерений, группой офицеров итальянской армии, приближенной к трону, был смещен с должности Муссолини и уничтожен фашистский Большой совет. Главой нового итальянского правительства король назначил генерала Пьетро Бадольо, который когда-то, стоя во главе итальянских вооруженных сил и будучи товарищем Муссолини по оружию, с большой жестокостью завоевал Эфиопию. Тогда его обвинили в неудачной итальянской кампании на Балканах в 1940 году и отлучили от режима. По желанию короля Бадольо сформировал кабинет министров из гражданских лиц, вне зависимости от их партийной принадлежности.

Итальянцы радовались в ожидании мира и быстро приближающихся будущих политических перемен. Но король был против каких-либо действий, которые могли привести к войне с немцами. Новое правительство провозгласило: „Война продолжается. И несмотря на страшные разрушения в захваченных областях и городах, Италия держит данное слово…“ Через день после вступления в должность Бадольо уведомил Гитлера, что собирается поддержать альянс и продолжить войну. В немецкий штаб была направлена итальянская делегация. Возможно, ее цель заключалась в том, чтобы убедить Гитлера, что война проиграна и следует объединить усилия, с тем чтобы договориться о компромиссном мире. Вместо этого Гитлер предложил провести встречу министров иностранных дел и начальников штабов. Он был уверен, что Бадольо пытается обмануть его; с точки зрения фюрера, „история не знала большей наглости. И этот человек воображает, что я поверю ему?“. Гитлер полагал, что Бадольо уже пытался выступить в роли миротворца и потерпел поражение. Но это было не так. В тот момент Бадольо еще надеялся, что Германия позволит ему выйти из войны, что Гитлер даст Италии оставить членство в Оси или сам присоединится к ней в поисках мира. Бадольо боялся насильственного отделения от Оси. Однако 31 июля было принято решение о заключении перемирия с западными державами. После этого сам собой отпал вопрос, связанный с трудностями поиска безопасного метода в налаживании контактов с союзниками. Гитлер уже принимал меры, чтобы союзники не смогли получить контроль над Северной Италией, а Бадольо не смог заключить перемирие с ними. На протяжении двух недель после смещения с поста Муссолини Гитлер отдавал приказы, устанавливающие контроль над маршрутами в Италию. Он перебросил восемь дивизий через границу в Северную Италию, сосредоточил вооруженные силы вблизи Рима, чтобы взять на себя командование этой столицей, и, поскольку итальянское сопротивление на Сицилии потерпело неудачу, переправил войска с острова в Италию. Вот так, шаг за шагом, немцы претворяли в жизнь комплексный план по установлению контроля над большей частью территории в случае перехода Италии на сторону противника, делая вид, что принимают на веру слова итальянского правительства о том, что все останется неизменным.

Американские и британские власти могли весьма приблизительно представить себе, что происходило в Италии на протяжении этих двух недель. Поскольку вооруженные силы Америки и Британии исхитрились пройти через Сицилию к Мессинскому заливу, они попытались подготовить условия перемирия, чтобы воспользоваться ими по первому требованию.

Все попытки решить разногласия в отношении условий капитуляции не привели ни к какому результату. Британские проекты. представленные на рассмотрение начальникам Объединенного штаба, подверглись критике со стороны американцев, особенно по той причине, что не включали условия безоговорочной капитуляции и признавали королевское правительство Италии.

Новость о свержении Муссолини вызвала ликование у Рузвельта, и он тут же отправил послание Черчиллю, в котором выразил надежду на выработку „по возможности наиболее близких условий для безоговорочной капитуляции“. Президент считал, что к итальянцам следует отнестись снисходительно; он стремился получить от них всю возможную военную помощь, „…воспользоваться территорией, средствами сообщения и летными полями Италии в борьбе против немцев на севере и на Балканском полуострове“.

Черчилль признал эти предложения великолепными, о чем и сообщил в ответном послании Рузвельту. Он подробно остановился на военных целях в надежде, что они будут достигнуты благодаря перемирию. Следует потребовать от итальянского правительства. чтобы было прекращено всякое сопротивление союзникам; совершить перестановку или, по крайней мере, упразднить итальянский флот; попытаться принудить к сдаче немецкие войска в Италии, в особенности южнее Рима; отвести все итальянские части с Балкан.

Черчилль хотел добиться абсолютной согласованности с королем и правительством Бадольо для того, чтобы понять возможности союзников. Его позиция, с учетом продолжающихся перестановок в итальянском правительстве ясно сформулирована в послании в адрес президента: „Я не думаю, что нам следует как-то особенно вести себя по отношению к любому нефашистскому правительству, даже если это не то, что бы нам хотелось. Муссолини ушел, и я буду иметь дело с любым нефашистским правительством, которое сможет выполнять взятые на себя обязательства“.

Выступая 27-го числа в палате общин, на следующий день после того, как Бадольо занял свой пост, Черчилль утверждал, что „с точки зрения сохранения власти Америки и Британии не следует оставлять Италию в таком свободном, меняющемся, формирующемся состоянии. Будет серьезной ошибкой действовать таким образом, чтобы полностью разрушить структуру и самобытность Итальянского государства“.