Александр Беляев - Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. Часть 1

Всем, конечно, известно, что главный промысел Сибири — это белка и соболь. Осенью обыкновенно собираются артели инородцев татар и русских зверопромышленников (ясачные платили подать мехами) и целыми партиями конных проходят через город Минусинск. Они уходят обыкновенно на несколько недель в тайгу, с винтовками и собаками; берут с собой летом приготовленную сушеную птицу, баранину, рыбу, хлеб и сухари. В хорошие года, когда урожай на кедровые орехи изобилен, промышленники имеют хороший заработок. Все это охотники-стрелки, бьющие в голову, чтобы не портить меха. Правда, что они стреляют с козел или рогулек, которые всегда при них у седла или у винтовки.

В большом ходу была охота и на медведей, и нам случалось видеть таких охотников, которые подходили под сорок. Сорокового, не знаю, почему, уже там боятся как рокового. Так как вообще звериный промысел всегда сопряжен с опасностями, то обыкновенно рассказывается множество разных случаев иногда и чудесного избавления, а иногда и несчастия. Расскажу об одном случае счастливом. В тридцати верстах от Минусинска есть село Каменка, где жил наш приятель, казачий урядник Серебренников. Его сын или внук учился у нас. Он был человек состоятельный, имел прекрасный дом, славную семью, и хотя тамошний уроженец, но был довольно развит, читал Святое Писание и был очень гостеприимен. С ним-то случилось происшествие, которое едва не стоило ему жизни. Один год в Сибири выгорела в Барнаульском округе тайга, так называют там дремучий лес, и медведи, выгнанные пожаром, разбрелись всюду и во множестве появились в нашем округе. Даже опасно было ехать или идти куда-нибудь из города. Однажды верховой возвращался в город, и за две или за три версты на него напал медведь; он ускакал, но медведь преследовал его почти до города. В этот-то медвежий набег Серебренников Иван Семенович ходил куда-то, и с ним для предосторожности была рогатина. Возвращаясь домой, он, в полуверсте или менее от села, видит огромного медведя, идущего прямо на него; он кинулся за большое дерево, медведь за ним; Серебренников хотел хватить его рогатиной, но медведь лапой сломал рогатину и наконец повалил его, уже взобрался на него, чтобы, конечно, добраться до его черепа. Тот не испугался, а стал из-под медведя натравливать собаку, с ним бывшую; таежная опытная собака тотчас начала хватать медведя за зад, который составляет слабое место зверя, и он тотчас же слез с казака и сел на зад, обороняясь от собаки. Молодая собака изменила и убежала. Как только он освободился из-под медведя, тотчас бросился бежать в село. Навстречу ему мужик; он рассказывает ему наскоро случай и приглашает идти вместе, а мужик отвечает ему: "Пойду, если половина шкуры моя"; он не согласился и побежал в дом за винтовкой, осмотрел ее и к медведю. Опытная таежная собака, отбегая и опять забегая к заду, задержала медведя; Серебренников прицелился, и медведь упал мертвый. Нужно сказать, что Иван Семенович и прежде хаживал на медведей. Проездом в Шуш мы всегда у него останавливались, в этот же раз видим Серебренникова с бородой, а он прежде всегда брил бороду, спрашиваем, что это значит. Он указывает на огромную медвежью шкуру, прибитую к стене, и тут рассказывает нам случай, прибавив, что под медведем дал обет не брить бороды.

В наше время в шестидесяти верстах от города, в Минусинском округе, начали устраивать и устроили казенные поселения для сосланных на поселение под руководством смотрителя этих поселений Ильи Васильевича Голенищева-Кутузова, отставного капитана армии. Тогда правительство решило вывести всех поселенцев из волостей, где они были приписаны, в особые нарочно выстроенные для этого селения и водворить вместе. Думаю, что эта мера не была полезна в то время. Селения красивые, правильные, воздвигались быстро под руководством Ильи Васильевича, но, проезжая эти красивые селения, какая-то грусть охватывала при виде этих пустынных улиц. Ни одного женского лица, ни одного ребенка или кой-где, как исключение. Может быть, впоследствии, когда поселенцы переженились, обзавелись семьями, хозяйством, расплодились, эти селения и стали богатыми и многолюдными селами, но тогда это была пустыня. Соединенные в общества, составив отдельные от старожилов группы, эти миазмы общества скоро образовали из себя шайки грабителей и воров; и если б не удивительная энергия смотрителя, то жители Минусинского округа были бы разорены. Поселенцы, когда жили по волостям, были работниками у богатых сибиряков, жили среди их семейств; обедали, ужинали с хозяевами, у которых сменялось до шести кушаний; следовательно, живя среди порядочных людей и такого изобилия, некоторые и сами исправлялись, оставляя свои прежние дурные наклонности, и сами потом делались хозяевами. Но все же нельзя не сказать, что ссыльные имеют вредное влияние на край. Другие же поженились на сибирячках, хотя это было так же трудно, как трудно белокожему американцу открыто жениться на цветнокожей, так как сибиряки-старожилы народ гордый и у них считалось позором отдать дочь за ссыльного.

По этому случаю расскажу один интересный эпизод. У одного богатого сибиряка жил в работниках молодой поселенец, красивый, ловкий, трудолюбивый, кажется, москвич, которого старик хозяин очень полюбил. Помимо отца и дочка полюбила молодца, но они знали, что на их соединение никогда не последует согласия. Вот они придумали, чтоб он украл ее, как там выражаются. По гордости сибиряков поселенцы иначе не женятся, а, в видах населения края, от Синода разрешено венчать такие свадьбы без всякого исследования; самые свадьбы называются там крадеными. Он подговорил лихую тройку быть готовою и объявил хозяину, что намерен жениться; тот одобрил его намерение, обещал наградить, все приготовить к свадьбе и принять в работницы его жену. В назначенный час храм осветился, священник с причтом готовы, и вот примчалась тройка. Невеста, нарядно одетая, под покрывалом вступает на приготовленную ткань, принимает зажженную свечу и обряд начинается. Старик же хозяин сторожит у дверей, не впуская любопытных, из опасения, чтоб погоня не расстроила свадьбы. Когда венчание кончилось, тем же порядком поехали к дому; и когда молодые поклонились по обычаю отцу в ноги, то он тут только увидел, что вместо чужой неизвестной молодой у ног его лежала его дочь и не вставая просила прощения. Старик погневался, пошумел и благословил.

К Ильину дню мы обыкновенно ездили в село Шуш к Илье Васильевичу Кутузову, упомянутому выше смотрителю поселений, на его именины.

Это был самый гостеприимный, самый радушный хозяин, и как человек в своем роде замечательный, то с ним надо несколько познакомить читателя. Он был большого роста, с живыми серыми глазами, довольно большим носом и быстрыми движениями, был очень умен, образован, но злой язык его был остер как бритва. Это был бич всех чиновнических нечистых проделок, не щадил ни низших, ни высших, и, по его резкому замечанию, "русским государством в сущности правили столоначальники" — так мало, по его мнению, было способных начальствующих. Мы его очень любили и уважали за его честность, бескорыстие и прямоту, хотя и спорили с ним по некоторым взглядам. Его энергия и деятельность были изумительны; он управлял вновь устроенными казенными поселениями, так что ему одному Минусинский округ был обязан своею безопасностью от поселенцев, теперь собранных вместе и образовавших шайки воров и мошенников. Только его железная рука удерживала их. Правда, что строгость его доходила иногда до жестокости, как рассказывали, но он находил эту жестокость единственным средством спасения для населения. Он навел на мошенников такой страх, что они лучше готовы были идти под кнут, нежели попасть к смотрителю. Он даже однажды едва не поплатился жизнью за свою грозную деятельность. К нему привели двух пойманных воров и бродяг; это было летом, он вышел к ним на террасу, как вдруг один из них быстро выхватил из сапога нож и нанес ему рану в живот, но, к счастью, не прорезал кишок, и он остался жив. По выздоровлении он поехал по поселениям, и когда старосты, после этого случая, для его безопасности ставили большой караул, он отпускал караул и приказывал растворить все двери. Он имел необыкновенные полицейские способности, и на европейском поприще был бы известен как один из тех поистине великих полицейских агентов, которые стяжали такую огромную славу в своей стране и литературе. С началом приезда его в Сибирь губернатор Красноярска временно, до приезда назначенного, поручил ему должность полицеймейстера, и в месяц с чем-нибудь он открыл и перехватал целые шайки в их притонах, которыми служили дома, как открылось, многих из незапятнанных до того граждан города. Посредством своей полиции, выбранной им из помилованных мошенников, он знал о грабительстве прежде, нежели поступало к нему объявление или жалоба. Весь округ был оцеплен его тайными агентами. Когда он вышел в отставку и занялся устройством чугунно-плавильного завода, то крестьяне думали, что теперь уже пришел конец их благосостоянию, хотя он недаром был семь лет смотрителем и устроителем поселений. Он сумел их приучить к труду, всегда благодарному там, много увеличил благоденствие порядочных людей, так что и дурные прежде стали держаться хозяйства и бродяжничество много уменьшилось. Одним словом, этот человек исполнил свое назначение. При всей его строгости, железной воле и силе характера, это был человек самый кроткий в домашнем быту, добрый и нежный муж; детей у них не было, но они воспитали прелестную девочку по имени Поленька, которую он любил со всею нежностью отца.