Николай Михайлов - Над картой Родины

Кукуруза, получившая свыше полутораста применений, — старая культура?

Древний хлебный злак, патриарх мирового земледелия — пшеница, из стебля которой научились делать мыло и бумагу, — старая культура?

Со всего мира переселили мы растения, но больше — из стран юга, из-под горячего солнца. Среди новых культур много субтропических.

Царская Россия платила за субтропическое сырье двести миллионов золотых рублей в год. Своих субтропических растений она почти не разводила. Зачем заботы, зачем усилия? — купцам, перепродававшим «колониальные товары», только бы нажиться, правительству только бы загрести таможенные пошлины. Лучшие из русских ботаников знали о плодоносящей силе Черноморского побережья, но и тех сбивали с толку, убеждали, что в стране нет субтропиков. Даже профессор Андрей Краснов, один из зачинателей культуры чая в России, основатель Батумского ботанического сада, считал, что субтропики не выходят за пределы побережья Аджарии.

Правда, субтропики у нас невелики. Наша страна заходит в субтропический пояс лишь краешком, да и то с севера, с холодной стороны. Но все-таки субтропики не сводятся к окрестностям Батуми.

От Батуми на триста километров вдоль Черного моря до Сочи и чуть дальше протягиваются «влажные субтропики» — со средней температурой самого холодного месяца на несколько градусов выше нуля и с обильными дождями. Здесь жарко и влажно, точно в парнике.

Под Талышскими горами на Каспийском побережье полосой лежат «полусухие субтропики» — там тоже январь теплый и осадков много, но в начале лета на время дожди перестают и распаляется засуха.

На южном берегу Крыма, на Апшероне, в долине Аракса на крайнем юге Армении, в Куринской низменности, в защищенных долинах на юге Туркмении и Таджикистана влаги мало, но почти не бывает морозов. Здесь растения надо поливать. Это «сухие субтропики».

Между участками наших субтропиков различий немало, но у них есть общее — безморозная зима. Там можно собирать два-три урожая в год. Санатории Сухуми и Сочи круглый год получают с окрестных огородов свежие овощи. Капусту, посаженную осенью, снимают зимой. Картофель январской посадки начинает поспевать в конце апреля…

Раз зима без морозов, значит можно поселить и заморские вечнозеленые растения, не желающие знать долгой зимней спячки.

Плоды китайского тунгового дерева более чем наполовину — из масла. Оно дает лак, защищающий металл от ржавчины. Старая Россия тунга не знала. Сейчас он занял в Закавказье тысячи гектаров. И советские корабли несут тунговый лак на своих килях.

Почти не было у нас и средиземноморского пробкового дуба. Кажется, пробка — пустяк, но она нужна не только затем, чтобы закупоривать бутылки: без нее не обойтись современной электротехнической и холодильной промышленности. По пробке Россия зависела от внешнего рынка. Известно, что дед поэта Брюсова, московский купец, разбогател на том, что захватил в свои руки весь ввоз пробки. Сейчас на берегах Черного моря пробковый дуб растет у нас целыми рощами. Посаженный лет двадцать назад, дуб подрос, кору его уже срезают.

Посевы пахучих эфироносов до революции были ничтожны. Теперь мы выращиваем десятка два эфироносных растений — крымскую розу, мяту, кориандр, ирис, анис, герань. Сами гоним мы для духов розовое, лавандовое, шалфейное масло.

Почти весь мир получает джут из Индии — там сосредоточено девяносто пять процентов его посевных площадей. Сначала, чтобы не тратить золота на покупку иноземного джута, мы научились делать мешки и канаты из кенафа, южной конопли и канатника. А потом и джут развели на собственных полях. Да еще добились того, что волокно нашего джута стало более прочным, чем у джута привозного.

В субтропических оазисах советской Средней Азии индийский джут местами достигает высоты в три человеческих роста. Уже построено несколько джутовых заводов Для работы с джутом созданы особые машины.

У бамбука полторы тысячи применений. Из бамбука можно строить дома и из бамбука можно делать острейшие патефонные иголки. Этот гигантский злак Юго-Восточной Азии теперь рощами растет у нас на Черноморском побережье. И растет с обычной своей силой — молодыми побегами при случае пробивает бетонный пол.

На Кавказе, в Крыму, в Средней Азии поселен австралийский эвкалипт Его травянистый саженец через год превращается в трехметровое дерево, через пятнадцать лет становится деревом-великаном высотою в тридцать метров. У эвкалипта серый гладкий ствол, ленты отшелушившейся коры, темно-зеленые саблевидные листья, которые всегда стоят ребром к солнцу и потому не затеняют землю. Рощи эвкалипта дают хорошую древесину и эфирное масло, сушат болотистую почву, запахом своим разгоняют малярийных комаров.

В Советском Союзе создано субтропическое хозяйство-. Плоды субтропиков везут на заводы.

Везут и в магазины. Чем выше поднимается благосостояние народа, тем сильнее спрос на южные овощи, на субтропические фрукты.

Лимоны царская Россия покупала в Сицилии, апельсины — в Палестине, оливки — во Франции, инжир — в Турции. Чужой, далекий климат оплачивали золотом. Заморские фрукты покупаем и мы, но сверх тех, что производим сами.

Мандаринов, апельсинов и лимонов — всех цитрусов дореволюционная Россия ввозила полтораста миллионов штук в год. А в 1949 году одна Грузия вырастила их более семисот миллионов — желтых, оранжевых плодов, концентрирующих благодатную силу юга и раздающих ее всей стране.

На месте малярийных болот и диких зарослей в Западной Грузии разбиты плантации, и они дают нам уже больше субтропических плодов, чем раньше покупалось за границей. А ведь еще не вся масса посадок плодоносит. За пятую пятилетку в колхозах площадь под цитрусами увеличивается в четыре с половиной раза.

Сила плодородия грузинских субтропиков необычайна. Передовики-цитрусоводы снимали осенью со взрослого дерева до тонны апельсинов. Колхозник Сулейманшвили в Аджарии собрал однажды с дерева двенадцать тысяч мандаринов. А ведь даже такому выдающемуся географу, как Петр Петрович Семенов Тян-Шанский, в 1900 году пришлось написать: «В Западном Закавказье выбор культурных растений вследствие теплого и влажного климата довольно затруднителен…»

Считается, что русский человек любит попить чаю. Любить-то любит, да статистика говорит, что не всегда мог он попить его вволю: до революции в центрально-черноземных губерниях на душу потреблялось всего лишь сто граммов чая в год.