Николай Михайлов - Над картой Родины

По-новому проходят рубежи Советской страны и на Дальнем Востоке. После разгрома японской военщины исправлена давняя историческая несправедливость. В пределы нашей страны вернулись южная часть Сахалина и цепь Курильских островов, протянувшаяся более чем на тысячу километров от Хоккайдо до Камчатки.

Еще в семнадцатом веке русские землепроходцы принесли весть о земле против устья Амура. Это был Сахалин.

Русские люди впервые поселились на Курилах. Не страшась трудов, они «учиняли чертежи» этих далеких островов, строили там жилища, добывали морского зверя, разводили скот, ловили рыбу.

В 1875 году японские самураи навязали царской власти торговую сделку: отказавшись полностью от своих мнимых «прав» на Сахалин, они получили «в обмен» всю Курильскую гряду и тем заперли выход России в открытый Тихий океан. А после войны 1904–1905 годов прибрали к рукам и южную половину Сахалина. По пятидесятой параллели поперек острова прорубили просеку в тайге. И вдоль нее врыли пограничные столбы.

Долго хозяйничали захватчики на земле, изученной и освоенной нашими предками. Южный Сахалин был в японских руках сорок лет, а Курилы — семьдесят.

Все русское вытравлялось. Богатства расхищались: рыба шла на удобрение, лес вырубался без разбора. Лишь деревянная башня на южном берегу Сахалина хранила память о России.

Но час настал, и русский народ снова вернулся к своим рубежам. Курильские острова и Сахалин образовали Сахалинскую область в составе Российской республики.

Твердой ногой мы здесь стали. Снова звучит русская речь по всему Сахалину. Снова дымят наши корабли у Курильских островов. Новые русские названия легли на карту Дальнего Востока: Южно-Сахалинск, Холмск, Корсаков, Невельск…

Южный Сахалин и Курильская гряда уже не барьер, отделяющий нашу страну от Тихого океана. Теперь нам открыт свободный выход в океан.

На новой, советской земле поселились наши люди — строители, рабочие, колхозники, рыбаки, лесоводы. Долго лепились на этих островах домики из фанеры и картона с раздвижными стенками, с цыновками из рисовой соломы, с длинными трубами из глины. Теперь среди полей или в распадке у берега русские люди построили рубленые дома и пашут землю, ловят рыбу. Новые здания вырастают в городах. Люди пилят лес, выделывают бумагу и консервы, добывают уголь и серу. У подножий вулканов и сопок поднимаются новые заводские трубы, по дорогам мчатся советские автомобили, в море уходят флотилии колхозных рыболовных судов.

На скалистых берегах Тихого океана зажгли свой свет новые, советские маяки.

Географическая карта СССР подтверждает: и здесь и на западе историческая справедливость утвердилась. Советское правительство на весь мир заявило, что у него нет ни к кому территориальных претензий.

Никогда еще на протяжении всей своей истории наша Родина не имела столь справедливо, столь прочно устроенных государственных границ, как теперь.

Промышленные города дореволюционной России тонули в море деревень. Россия была страной аграрной.

И пейзаж ее чаще был сельскохозяйственный, аграрный: поля и деревни, поля и деревни…

Уездный город: домики в три окошка, тропинки на улицах, заросших травой, полицейский возле будки. Губернский город: те же деревянные домишки вокруг помещичьих и купеческих особняков, бесчисленные купола церквей, каланча с пожарным. И лишь в немногих районах страны — корпуса заводов, дым фабричных труб, а рядом — слободки из жалких трущоб, где в тесноте и нищете ютились рабочие.

В «Географии» Гермогена Иванова, изданной за год до Октября, говорилось: «Обрабатывающая промышленность развита в России слабо… Недра земли в России разрабатываются далеко не везде… Фабрик и заводов у нас очень немного… Железных дорог у нас не очень много…»

Россия была отсталой страной. Но не народ виноват в том. Он трудился всю свою историческую жизнь — поднял целину на Русской равнине, провел дороги, построил города, создал самое большое государство на земле. Долгие века работал он до мозолей, до пота, привык к труду, освятил его мыслью «без труда нет добра». Но трудился-то он не столько для себя, сколько для других — для богатых. Большая доля того, что народ производил, попадала в загребущие руки тунеядцев и растрачивалась, проедалась, развеивалась.

Лучшие люди это понимали. Лев Толстой, прочитав многотомную «Историю России с древнейших времен» Сергея Соловьева, в 1870 году записал:

«Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершалась история России.

Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое государство?

Уж это одно доказывает, что не правительство производило историю. Но кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: что грабили и разоряли? А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разоряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ? Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в к[оторых] щеголяли цари и бояре? Кто ловил черных лисиц и соболей, к[оторыми] дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары?..»

Все это делал трудовой народ России.

Народ был бесправным слугой в своем собственном доме. К семнадцатому веку крестьян исподволь прикрепили к земле. Их принуждали работать на помещика три, четыре, пять дней в неделю. Отрывая от земли, продавали, как скот.

Измученный народ то и дело подымал голову, силился сбросить тяжелое ярмо, сотрясал Русь восстаниями. Но в стране еще не сложился рабочий класс, призванный стать вождем и союзником крестьян, и восстания подавлялись, ярмо давило тяжелей. Голодный крестьянин по-прежнему бороздил деревянной сохой чужое поле.

Все же Россия шла по тому пути, что и государства Западной Европы: постепенно в ней стал нарождаться и расти промышленный капитализм.

Капитализм был неизбежной ступенью в развитии России, но как следует подняться на эту ступень стране мешало крепостное право. Промышленникам было трудно находить себе рабочих, когда почти весь народ был прикреплен к земле. Купцам было нелегко внутри страны распродавать свои товары, когда почти весь народ жил в нищете.

Жизнь требовала отмены крепостного права, но за него держались помещики во главе с царем. Власть стремилась в угоду дворянству сохранить крепостные порядки, хотя они и тормозили промышленное развитие страны. Держась за отсталый хозяйственный строй, царизм стал жестокой реакционной силой.