Хайнц Хёне - СС. Орден «Мертвая голова»

Как только Гитлер прибыл в Эссен для участия в торжестве, ему сразу позвонил из Берлина Гиммлер и доложил о новых угрожающих интригах руководства СА. Геринг, стоявший рядом со своим фюрером, тут же подтвердил, что и он располагает аналогичными сведениями. Гитлер так расчувствовался, что даже ушел со свадебного приема и вернулся в отель «Кайзерхоф». По свидетельству Лютце, который был в свите фюрера, в тот день в номере не прекращались телефонные разговоры. Лютце даже заметил: «У меня было чувство, что все это очень устраняет определенные круги, заинтересованные в том, чтобы усугубить и ускорить „дело“, пока фюрер ничего не видит и не слышит, кроме телефона». Тут еще прилетел из Берлина секретарь Геринга Кернер и привез свежие новости: получалось, что по всей Германии части СА явно вооружаются для мятежа. Гитлер взорвался. «Хватит с меня! – воскликнул он. – Я им всем преподам урок!» Он велел Герингу и Кернеру вернуться в Берлин и быть готовыми действовать по получении его особого приказа, причем не только против руководства СА, но и против буржуазной оппозиции. Вернувшись 29 июня в Берлин, Геринг поднял по тревоге «Лейбштандарте СС Адольф Гитлер» и особую часть прусской полиции «Генерал Геринг». Затем также написал секретное письмо, которое было передано через Гейдриха группенфюреру СС Удо фон Воиршу, командующему СС в Юго-Восточном регионе. Геринг сообщал, что фюрер ввел чрезвычайное положение и дал ему особые полномочия в Пруссии, а он сам, Геринг, передает исполнительную власть в Силезии фон Воиршу, в чьи задачи входило арестовать командиров СА и распустить их отряды обороны. Он должен действовать вместе с руководством полиции в Бреслау.

Между тем Гитлер, сидя в Эссене в отеле «Кайзерхоф», раздумывал, как лучше застать руководителей СА врасплох, и в конце концов решил прибегнуть к первоначальному плану: заманить их в Бад-Висзее и там арестовать всех. 28 июня он позвонил Рему и сказал, что штурмовики оскорбили в Рейнланде иностранного дипломата, что этого нельзя так оставить и пусть обергруппенфюреры, группенфюреры и инспекторы СА приедут к 11.00 30 июня на курорт к Рему, чтобы обсудить все с Гитлером. Он хотел проверить реакцию Рема, но тот вел себя совершенно беззаботно: 29 июня он много гулял, радовался предстоящей дискуссии с Гитлером и приветствовал старых друзей, прибывающих к нему в пансион.

А тем временем главнокомандующий армией объявил общую боевую готовность. Штабы СС собрали свои подразделения в казармы и всем раздали оружие. В три часа дня Гитлер, направлявшийся в Бад-Годесберг, передал по рации приказ Дитриху явиться туда же, в отель «Дресзее». В восемь вечера Дитрих застал там группу нацистских руководителей и функционеров, включая Геббельса, Лютце и трех помощников Гитлера. Они совещались. Дитрих вышел в вестибюль выпить кружку пива и столкнулся с фюрером. Гитлер коротко бросил: «Лети в Мюнхен и позвонит мне оттуда». Незадолго до полуночи Дитрих звонит из Коричневого дома и получает новый приказ: следовать на маленькую железнодорожную станцию Кауферинг, рядом с Ландсбергом, взять там две роты гвардейского охранного отряда «Лейбштандарте» и ехать в Бад-Висзее. Примерно в это же время (между полуночью и часом) гвардейцы «Лейбштандарте» были разбужены по тревоге из Минобороны. Дежурный офицер поднял с постели 220 человек, и вскоре две роты уже сидели в поезде, направлявшемся к Кауферинг. Дитрих тоже был в пути, когда два экстренных сообщения привели Гитлера в ярость и заставили его изменить свои планы.

Первая новость поступила из Берлина. Гиммлер сообщал, что берлинские СА готовы начать мятеж завтра, то есть уже сегодня, 30 июня, в пять часов вечера. Гитлер, находясь в Бад-Годесберге, не знал, что большая часть берлинских штурмовиков уже разъехалась по отпускам. Второе известие было ближе к правде. Вагнер, министр внутренних дел Баварии, передал, что в Мюнхене штурмовые отряды вышли на манифестацию с лозунгами против фюрера и рейхсвера.

Действительно, поздно вечером 29 июня штурмовики прошествовали по кварталу Изар с криками: «Гитлер и рейхсвер против нас!» Местных штурмовиков выманили из пивных листовками с предупреждением о мерах готовности, принятых рейхсвером. Командиры баварских соединений СА, узнав об этом, приказали своим подчиненным разойтись. Ни один из руководителей не отдавал приказов выходить на манифестацию. Более того, они напоминали штурмовикам: «Что бы ни случилось, мы всегда за фюрера».

Но Гитлер ничего такого не знал, и эти полуночные сообщения произвели на него самое тяжелое впечатление. В совершеннейшей панике он заключил, что «предатели сбросили маски» и Рем «показал себя в истинном свете».

Теперь он был бесповоротно настроен «истребить это гнездо измены». Фюрер принял решение, поразившее его свиту: немедленно в Мюнхен, немедленно в Бад-Висзее. Одержимый своими видениями, измотанный, дрожащий от возбуждения, в два часа ночи он проковылял по Боннскому аэродрому, влез со своими спутниками в трехмоторный «Юнкерс-52», шлепнулся на сиденье у кабины и молча уставился в темное ночное небо. Постепенно мгла уступала место розовой заре нового дня – самого кровавого дня в довоенной истории Германии. Выйдя из самолета на мюнхенском аэродроме, фюрер как в трансе прошел сквозь толпу встречавших и только на минуту задержался около двух военных; им он сказал: «Сегодня – самый черный день в моей жизни. Но я отправляюсь в Бад-Висзее для сурового суда. Передайте это генералу Адаму».

Прибыв в Баварское министерство внутренних дел, Гитлер срочно потребовал к себе командующих СА. Группенфюрер Шмид был разбужен телефонным звонком в начале пятого. Жена рассказывала потом, что он в отчаянии искал какие-то листки – доказательство, что он невиновен в демонстрации. Но фюрер не дал ему шансов объясниться. Гипнотизируя Шмида взглядом, фюрер обозвал его изменником, сорвал с него знаки различия и закричал: «Вы арестованы и будете расстреляны». Шмида доставили в тюрьму, где уже находился его начальник Шнайдхубер. Гитлер велел министру и гауляйтеру Вагнеру рассылать наряды эсэсовцев за руководителями СА и видными оппозиционерами, после чего с эскортом из двух машин отбыл в Бад-Висзее.

В 6.30 утра командиры СА еще спали в пансионе «Хансельбауэр», куда их вызвали для собеседования с Гитлером. Хозяйка пробормотала что-то типа «ах, какая честь, такой знаменитый гость», но вновь прибывшие, не обращая на нее внимания, ворвались внутрь и заняли позицию у дверей спальни Рема с пистолетами в руках. Лютце видел сцену ареста и записал в своем дневнике: «Детектив постучал в дверь Рема, чтобы вызвать его для важного сообщения. Прошло какое-то время, прежде чем дверь отворилась. Фюрер с пистолетом в руке встал на пороге и закричал на Рема, назвав его предателем. Тот энергично все отрицал, но Гитлер велел ему одеваться, поскольку он арестован». Горя от нетерпения, Гитлер постучал в комнату напротив. Там оказался обергруппенфюрер Хайнес и был виден спящий партнер. При виде национал-социалистического гомосексуализма в особенную ярость впал Геббельс. Он говорил потом, что это была «отвратительная, почти тошнотворная сцена». Гитлер побежал дальше, а Лютце вошел к Хайнесу и обыскал одежду – нет ли оружия. Хайнес кричал: «Лютце, я же ничего не сделал! Помоги мне!» На что Лютце в некотором замешательстве ответил: «Ничего не могу поделать… ничего не могу…» Вскоре «гнездо заговорщиков» было очищено. Арестованных отвели в подвал и заперли под охраной детективов, а затем отправили в ту же тюрьму Штадельхайм, где уже сидели мюнхенцы. Но прежде чем Гитлер уехал, появился грузовик со штурмовиками из отряда охраны штаба Рема, которых кто-то вызвал из Мюнхена. Все вооружены. Ситуация сложилась критическая. Командир Юлиус Уль сидит в подвале, а вокруг угрюмые штурмовики. Тут Гитлер вышел вперед и включил свое обычное обаяние. Они подчинились фюреру, который велел им возвращаться, но, все же подозревая что-то неладное, остановились на выезде из Бад-Висзее.