КАРЛХАЙНЦ ДЕШНЕР - КРИМИНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ХРИСТИАНСТВА

Бог отомстил бы нам в вас! Ни в малейшей мере епископ не считал себя подстрекателем. Не отказывался ведь он порой, если это казалось кстати, от доносов, конечно, он тоже требовал наказать строптивых по всей строгости закона, не давая им «ни милости, ни пощады» Более того, он поощрял даже пытки. Да, известнейший святой старой церкви, может быть, церкви вообще, «любезный человек» (Хендрикс), отец «безграничной доброты» (Грабманн) «и великодушия» (Кеттинг), который по отношению к донатистам «всегда хотел бы воздействовать милосердием» (Эспенбергер), не высказывает в их адрес «ни одного оскорбительного слова» (Баус), пытается «виновных» защитить «даже от суровых наказаний римского права» (Хюммелер), короче, муж, постоянно делающий себя глашатаем «mansuetudo catholica», церковной кротости, - он разрешает уже пытки. Так скверно это не было никогда. «Вспомни все возможные пытки, - утешает Августин - Сравни их с адом и станет легче все, что ты придумаешь. Пытки и пытаемые здесь преходящи, там - вечны Любого наказания мы должны бояться, как мы боимся Бога. То, от чего здесь страдает человек, - лечение (emendatio)», если он станет лучше».

Так как католики могли мучить, как хотели, - это ничего не значило по сравнению с адом, с теми ужасами, которые Бог Любви свершает на протяжении вечности. Это было «легко», «преходяще», пока еще даже не первоощу-щение ада, - «лечением» было - Теолог никогда не испытывает затруднений. Поэтому он и не знает никакого стыда.

Когда приверженцы Августина имели преимущество, католические землевладельцы отнюдь не утруждали себя посылать к циркумцеллионам епископов для «поучения». Напротив, они расправлялись с ними без церемоний, на месте, «как со всеми уличными разбойниками» (Августин). Он даже сам понукал генерала Бонифация, не только «visibeles barbaros» 1 , но и, так сказать, личного врага, обрушиться на донатистов и циркумцеллионов «всеми средствами» (Диснер). И в то время как святой «со стремлением к истине Павла и со страстным желанием любви Иоанна» (Лезаар) призывал к вмешательству государства, он почти на том же дыхании разъяснял но если их должны казнить, то католики не хотели бы помогать, они скорее дадут убить себя своим врагам, нежели выдать их на казнь.

В христианской империи того времени было все кроме либеральности, персональной свободы. Напротив, рабство свирепствовало, сыновья были прикованы к сословию своих отцов, тайные полицейские вездесущи - «и ежедневно можно было слышать крики подвергаемых пыткам перед казнью и видеть бездоказательно казненных на виселицах» (Чедвик).

Действительно, Августин в принципе отвергал смертную казнь, но отнюдь не на гуманных - лишь на теологических и тактических основаниях она исключала возможность покаяния и помогала противникам в мученичестве, в большей способности к конкуренции Епископ знал также не только то, что католические землевладельцы обращались с циркумцеллионами «как со всеми уличными разбойниками», но и то, что палачи императора автоматически ликвидировали донатистов, увечивших католических священников или разрушавших церкви. И Августин практически удовлетворился смертными приговорами.

1 «явный варвар» (лат)

Однако не только этим Государство, согласно Августину, обязано служить церкви, обязано защищать веру, бороться с еретиками. Да, утверждает он, церковь применяла, пользуясь государственной властью, не чужую, а свою собственную, данную ей Христом силу. И если уж до этого на донатизм (который, должно повторить, догматически с католицизмом почти полностью гармонировал) пролились «потоки крови», то это кровопролитие пошло дальше в его время мощных восстаний и смут «чем жестче поступает государство, тем громче Августин выкрикивает слова одобрения» (Аланд). Ведь в длинной эпистоле Бонифацию он санкционировал даже гражданскую войну против донатистов, хотя генерал, пришедший в Африку с Дуная через Марсель, провел свою жизнь среди иностранцев и иноверцев, и схизматики, парадоксальным образом, должны были сражаться с готскими войсками, с арианами, то есть «еретиками».

Здесь прославленнейший учитель церкви показывает себя во всем величии, как плагиатор и лицемер, как епископ, который не только оказывал страшное влияние в течение своей жизни, но - более того - стал зачинателем политического августинизма; как прообраз всех покрытых кровью инквизиторов столь многих столетий, их жестокости, коварства, ханжества, как застрельщик страха, средневековых взаимоотношений церкви и государства. Ибо пример Августина позволял запихивать «мирской рукой» в пыточные камеры, в ночь подземелья, в пламя костров миллионы людей, даже детей и стариков, смертельно больных и калек - и ханжески просить у государства пощадить их жизни. Ответственность за всех в будущем гонимых «еретиков», подвергнутых пыткам «еретиков», сожженных «еретиков» палачи и негодяи, князья и монахи, епископы и папы могли перелагать на Августина и перелагали на него; подобно реформаторам.

Святой сам в свое время издевался над донатистами при преследовании они должны, однако, согласно Евангелию, «бежать в другой» город (Евангелие от Матфея, 10, 23). Да, он точно дал понять, что христианский император имел право наказывать «безбожие», что перед лицом множества приобретенного имущества, замков, общин и городов не имеют значения несколько покойников Никакой успех не бывает без определенной доли потерь Его циничная калькуляция с потерянными, спасенными, убитыми напоминает Гансу-Иоахиму Диснеру «о современной империалистической стратегии», да и об «Учении о милости» Августина. А донатист Тиконий, мирской теолог, один из значительнейших писателей своей церкви, которая его отлучила около 380 г (но он не стал, как ожидали некоторые, католиком), аутсайдер, чей «ранг как мыслителя и христианина», чью «мужественную самостоятельность одинокого верующего» (Ратцингер) католики теперь восхваляют, католики, преследующие даже сегодня, - так вот Тиконий увидел в свое время в охоте на донатистов «мерзость запустения» (Евангелие от Матфея, 24, 15).

Когда anno 420 государственные сыщики искали епископа из Тимгада, Гарденция, тот бежал в роскошную базилику, окопался там и угрожал отречься вместе с общиной Руководящий чиновник Дульцитий, благочестивый христианин, тем не менее травивший людей той же веры, заколебался и запросил Августина. Святой, изобретатель учения о предназначении sui generis 1 , конечно, ответил «Но так как Бог по сокровенному, но справедливому закону подверг некоторых из них вечному наказанию, то, без сомнения, лучше, чтобы - пусть даже если некоторые погибнут в собственном огне - несравнимо большее большинство было удержано от того губительного раскола и распыления и было собрано, чтобы все вместе горели в вечном огне, заслуженном богохульным расколом».