Станислав Пестов - Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней

А летом 1955 года появился отчет по выбору конструкции и расчетному обоснованию РДС-37.

Среди авторов отчета — Зельдович, Трутнев, Романов, Сахаров, Гончаров, Бабаев…

В числе участников, которых, как уже говорилось, более тридцати — Дмитриев, Забабахин, Ритус, Феоктистов, Франк-Каменецкий и другие.

Назывались имена математиков — Гельфанд, Самарский, Семендяев, а также их руководителей — Тихонова и Келдыша.

В июне была образована комиссия, которая подтвердила целесообразность испытания. В комиссию вошли Зельдович, Келдыш, Гинзбург, Сахаров, Леонтович…

В октябре 1955 года термоядерный заряд РДС-37 был изготовлен и собран. Его погрузили на поезд и под усиленным конвоем отправили в Казахстан.

Вместе с РДС-37 везли и еще один заряд. Хотя Андрей Дмитриевич как бы отмежевался от «слойки», поскольку он «уже на ранней стадии понимал основные физические и математические аспекты «третьей идеи», работу над слойкой он совсем не забросил. Прекрасно понимая ее бесперспективность, он, тем не менее, продолжал ее модернизировать.

Сначала, как уже говорилось, Сахаров предложил исключить литий и применить сжатый дейтерий. Это нововведение он назвал «экзотикой» и добился правительственного Постановления по изготовлению и полигонному испытанию «экзотики». Слава богу — физики и математики вскоре установили, что идея — гнилая, и вовремя прекратили работу над ней.

Хотелось бы отметить, что исключение лития означало лишение Виталия Гинзбурга авторства в создании «слойки». Если основная идея Сахарова (идея № 1) — ионизационная имплозия — не была оригинальной, о ней ранее сообщалось в открытой американской печати, то идею применения лития можно вполне считать оригинальной. В США хотя и знали от термоядерных свойствах лития, публиковать это в открытой печати не стали.

Созданная в конце концов слойка в качестве боевого оружия не годилась — из-за трития она не могла храниться на складе более полугода. И вот Андрей Дмитриевич решил исключить из «слойки» тритий. Этот заряд теперь назывался РДС-27.

6 ноября 1955 года авиационную бомбу с зарядом РДС- 27 сбросили с самолета. Как и ожидалось, испытание закончилось конфузом — мощность РДС-27 оказалась значительно ниже даже бесперспективной «слойки» РДС-6с.

Больше к «слойке» ни Андрей Дмитриевич, ни кто-либо другой из ядерщиков никогда не обращались. Похороны ее прошли окончательно и бесповоротно.

Впрочем, само испытание РДС-27 стало в некотором смысле замечательным. Впервые (в мире!) сбросили с самолета ядерный заряд, который претендовал на класс «термоядерный». На самом деле настоящий термоядерный заряд испытали как авиационную бомбу почти две недели спустя.

20 ноября с аэродрома под Семипалатинском взлетел самолет с зарядом РДС-37 на борту. Но, когда он приблизился к полигону, погода испортилась — появилась низкая облачность, которая исключала возможность оптических измерений. Испытание перенесли на два дня, но садить самолет с настоящей термоядерной бомбой на борту никому не приходилось.

Зельдовича и Сахарова заставили написать заключение, что даже аварийная посадка самолета не грозит уничтожению Семипалатинска и его жителей. После этого Курчатов дал «добро» на посадку. А пресловутая аварийная ситуация не заставила себя ждать — посадочная полоса аэродрома сильно обледенела.

Срочно подняли воинские части для расчистки полосы. Курчатов сам вышел на аэродромное поле, чтобы показать, что опасности почти нет.

Тот день, вероятно, приблизил срок его будущего трагического инфаркта…

Авиационные специалисты подготовили, как могли, самолет к сбросу первой термоядерной бомбы. Для того, чтобы излучение от нее не сожгло корпус самолета, его покрасили белой краской, наивно полагая, что этого будет достаточно. Закрасили даже красные звезды, что кое-кто мог расценить, как идеологическую диверсию.

Самолет мог сгореть, а летчик погибнуть — поскольку из-за жуткой, дурацкой секретности военлётам не сообщили предполагаемую мощность взрыва — порядка трех мегатонн! Это выяснилось уже на полигоне. Выход нашли с помощью парашюта, на котором термоядерная бомба спускалась достаточно медленно, чтобы это время самолет успевал удрать на большое расстояние. А чтобы от взрыва не пострадали жители городка в 70 км от эпицентра, бомбу решили «уполовинить» — часть термоядерного горючего заменили инертным веществом.

22 ноября 1955 года над Казахстаном прогремел первый термоядерный взрыв, его «половинная» мощность оказалась 1,6 мтн.

Госкомиссия, которую возглавлял командующий ракетными войсками маршал Неделин, поздравила ядерщиков с успехом.

Однако Зельдович после того, как получили и расшифровали данные регистрирующих устройств, высказался весьма нелестно:

— Эта РДС-37 не бомба, а г…но! Сахаров вначале возмутился такой оценкой, но потом вынужден был признать правоту Зельдовича. Далеко не все правильно было сделано в первом заряде, предстояло еще всерьез поработать, чтобы существенно улучшить характеристики взрыва.

Из воспоминаний бывшего Главного конструктора академика Негина:

«Самое сильное впечатление у меня осталось от испытания бомбы с термоядерным усилением в 1955 году под Семипалатинском. Мы находились в шестидесяти километрах от места, куда ее сбросили с самолета. Огромный огненный шар быстро ушел в облака — погода была пасмурная. Ну, все и позабыли, что минуты через три должна прийти ударная волна. А впереди прогуливались «секретари» Харитона, вдруг они оба к нашему удивлению дружно падают, и тут волна хлопнула по забору, который окружал площадку — вышибла из него громадное количество пыли, щепки полетели!

Слышим крик: «Ой!» — это Бурназяну на голову репродуктор системы освещения свалился. Вдруг донесся тонкий звон, мы сначала даже не поняли — в чем дело. А это сыпались стекла в поселке.

Тут вспомнили, что в доме находится Курчатов, Ванников, Харитон — кинулись туда. Секретчик с испугу забился под стол, сидит и дрожит там. Курчатов из бороды штукатурку выдирает…

Не дожидаясь показаний приборов, можно было сразу сказать, что бомба сработала по верхнему пределу расчетов.

В поселке Майское, на берегу Иртыша людей перед взрывом завели в сарай, чтобы вспышка не повредила. А после нее выводили наружу — до прихода ударной волны. Одна девочка забилась в угол сарая и там осталась. Ударная волна разрушила этот сарай, и девочка погибла.

А у наблюдательного пункта обрушился окоп, в котором сидел солдат. Солдат тоже погиб, это были первые жертвы испытаний».

Об итогах Харитон вскоре сделал доклад на заседании Политбюро. Хотя результаты оказались блестящими, Харитон был несколько озабочен — в расчеты вкралась ошибка, не хватает одной миллионной доли секунды. Потом эта ничтожная доля секунды доставит массу неприятностей разработчикам и придется ее срочно найти. Харитон в простоте душевной сообщил об этом ничтоже сумняшеся партийным мужам.