Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы

Это было последнее, что написала Ева Браун в своей жизни. По всей видимости, она не только не хотела подвергать опасности тех, кому писала, но и выполняла приказ Гитлера, не без основания опасавшегося, что письма, содержащие сведения о ее и его личной жизни, попадут в руки врагов.

Так это было на самом деле или нет, достоверно неизвестно никому, поскольку рассказы о происходивших в фюрербункере событиях в период «сумерек богов» весьма противоречивы. Вполне вероятно, уже в то время они имели целью все окончательно запутать и сбить со следа спецслужбы противника. Немцы и сам фюрер отлично понимали: если они проиграют, то непременно начнется следствие и розыск руководителей Третьего рейха.

— Отправляйтесь на юг Германии, — якобы заявил своему окружению Гитлер. — Я останусь здесь…

— Я впервые решился ослушаться вас, мой фюрер, — ответил ему Борман. — Я не уйду.

А вот генерал армии Йодль не стал разыгрывать из себя великого мученика и будто заявил обреченному диктатору:

— Я не хочу оставаться в этой крысиной норе! Мы — солдаты. Дайте нам армейскую группу и прикажите сражаться там, где это еще возможно.

В ответ Гитлер только махнул рукой:

— Делайте что хотите. Мне теперь все равно…

Когда Гитлеру сообщили о бегстве Морелля и о том, что теперь его личным врачом будем хирург Штумпфеггер, тот равнодушно пожал плечами.

— Пусть будет… Вот только зачем? Никаких врачей мне больше не понадобится… Я больше не верю никому…

Фюрер сдержал слово — за всю остававшуюся ему жить неделю он так ни разу и не обратился к Штумпфеггеру. Тем не менее очень многие из окружения Гитлера остались в бункере. Среди них были Борман и Геббельс. Об истинных причинах их нежелания покидать Гитлера мы еще поговорим. И все они испытали потрясение, когда посол Хевель прочитал им листовку известного русского писателя Ильи Эренбурга, которая распространялась в частях Красной Армии после перехода ею границы. Выбравшись из Имперской канцелярии, Хевель застрелился в одной пивной. При нем нашли эту листовку. Согласно ее содержанию Хевель предпочел смерть плену.

Тем временем положение еще более ухудшилось. Артобстрел становился все сильнее, и все больше снарядов попадало в здание Имперской канцелярии. Почти все телефонные линии были перебиты, и теперь часами бункер фюрера был отрезан от внешнего мира. Ранним утром 24 апреля было уничтожено большинство из все еще остававшихся в автопарке машин. Обрушившаяся бетонная крыша гаражного бункера превратила их в груду искореженного металла.

Неожиданно для всех 25 апреля в бункере снова появился министр вооружений Шпеер. Завидев его, Ева прослезилась и, обняв министра, радостно воскликнула:

— Я знала, что вы приедете. Ведь вы не из тех, кто бросает фюрера в беде!

— Да, да, конечно, — пробормотал смущенный таким теплым приемом давно уже ведущий собственную игру Шпеер и поспешил к Гитлеру.

— Я все еще надеюсь, милая Ханна, что генерал Венк со своей армией подойдет с юга. Он должен отогнать русских подальше… Тогда мы овладеем положением…

Но уже очень скоро «день надежд» сменился отчаянием, и тот же Вейдлинг посоветовал Гитлеру прорываться на запад через единственную оставшуюся лазейку. Однако Борман с Геббельсом отговорили Гитлера от этой затеи.

Затем произошло то, что повергло Гитлера в глубокое уныние и лишило его последней надежды. Все дело было в телеграмме Германа Геринга, которую фюрер, если верить Шпееру, получил в ночь на 24 апреля. Хотя по другим данным, телеграмма поступила в бункер 25 или даже 26 апреля.

Мы уже говорили о той фразе, которую Гитлер так неосторожно произнес 22 апреля, согласно которой именно Герман Геринг должен был вести переговоры с Западом. В тот же день доверенное лицо Геринга в Ставке генерал Коллер вылетел в Берхтесгаден и сообщил о ней рейхсмаршалу. «Так что начинайте переговоры, — закончил Коллер доклад, — пока еще не поздно!»

Геринг задумался. Больше всего на свете он боялся провокаций со стороны своего злейшего врага Бормана, но терять было уже нечего, и он решил воспользоваться создавшимся положением. Однако, прежде чем послать телеграмму Гитлеру, он вызвал начальника канцелярии Ламмерса и показал ему указ фюрера, в котором тот говорил о непредвиденных обстоятельствах и его преемственности.

— Что вы скажете? — спросил он. — Можно ли считать, что те непредвиденные обстоятельства, о которых идет речь в завещании фюрера, наступили?

— Да, конечно, — ответил Ламмерс, — и вы вправе поступать как наместник фюрера…

Прочитав послание «верного Геринга», Гитлер впал в прострацию, а придя в себя, гневно воскликнул:

— Это предательство!

— Вы правы, мой фюрер, — согласно кивнул стоявший рядом Борман, люто ненавидевший Геринга и мечтавший о том светлом дне, когда он сможет бросить этого борова за решетку. — Герман Геринг подлый изменник! Его следует немедленно арестовать и предать казни!

Однако Гитлер не спешил казнить «верного Германа». Он умел читать между строк и понял, что Геринг избавлял его от унизительных переговоров с Западом и не посягал на его власть в дальнейшем. Геринг указывал Гитлеру путь к спасению и в случае его согласия развязывал себе руки для любых сделок с союзниками от своего имени.

— Да что там говорить, — прервал размышления притихшего Гитлера Геббельс, — это самый настоящий ультиматум, в котором содержится предательская попытка захватить власть… Надо срочно принимать надлежащие меры…

Гитлер покачал головой и неожиданно для всех вдруг сказал:

— Да, все это так… но переговоры о капитуляции он пусть все же ведет…

Борман озадаченно взглянул на Геббельса. Его, как и самого министра пропаганды, такое развитие событий не устраивало. Чего доброго, эта свинья сумеет договориться с англосаксами и станет главой новой Германии, а они окажутся лишними в той большой политической игре, которую, судя по всему, оба нацистских лидера вели за спиной Гитлера.

— Как, — недоуменно воскликнул Борман, — вы прощаете человека, который посягнул на вашу власть?

Все еще не принявший окончательного решения Гитлер неопределенно махнул рукой и взглянул на личного адъютанта группенфюрера СС Шауба.

— Любой ценой прорвитесь в Мюнхен и сожгите все мои личные бумаги! Затем то же самое сделайте в Оберзальцберге…

Шауб щелкнул каблуками и покинул комнату. Гитлер взглянул на застывшего с тревожным выражением на лице Бормана.

— Мартин, — наконец произнес он, — дайте Герингу следующую телеграмму. Ваше намерение взять на себя руководство государством является государственной изменой. Государственные измены караются смертной казнью…