Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы

Надо ли говорить, с какой радостью слушали генералы фюрера! Целых пятнадцать лет они вынашивали планы отмщения за ноябрьский позор 1918 года и мечтали о том светлом дне, когда германская армия возродится и станет решающей силой сначала в Европе, а потом и во всем мире. Теперь их мечты начали сбываться. Во главе государства встал наконец политик, который думал точно так же, как и они.

— И пусть вас не обманывает вся эта болтовня о мире и верности Конституции, — закончил свою речь Гитлер.

Гитлер заигрывал не только с генералами, но и с народом — в его глазах он пожелал выглядеть этаким бескорыстным отцом нации, для которого самым главным в жизни являлась забота о детях. И когда 7 февраля 1933 года фюрер отказался от положенного ему должностного оклада в 29200 марок и компенсации за свои представительские расходы в сумме 18000 марок, немцы только развели руками. Эти деньги, заявил Гитлер, пойдут семьям тех штурмовиков и эсэсовцев, которые погибли в борьбе за власть. «Я, — скромно говорил он, — считаю своим долгом сделать это, так как могу прожить на доходы от продажи моих книг, в то время как свою государственную должность я рассматриваю как почетную обязанность, и получать за нее деньги в сложившихся условиях считаю неприличным…»

— Четырнадцать лет марксизма подорвали Германию, — заявил Гитлер, и эти слова стали девизом борьбы с левыми. — Один год большевизма уничтожил ее. Если мы хотим видеть политическое и экономическое возрождение Германии, нужно действовать решительно. Мы должны перебороть растление нации коммунистами…

И нацисты это растление перебороли. Борьбу начал сам Гитлер, который сумел выбить из Гинденбурга в качестве очередной чрезвычайной меры указ «В защиту немецкого народа», дававший правительству право запрещать любые газеты и публичные выступления. Этим мгновенно воспользовался правитель Пруссии Геринг. В два дня были составлены списки неугодных нацистам лиц и совершено несколько нападений на коммунистов. «Думаю, — писал Геринг в приказе прусской полиции, — нет необходимости указывать на то, что полиции не следует проявлять даже малейших признаков враждебного отношения к патриотическим организациям (СА, СС, «Стальной шлем»), а тем более создавать впечатление их преследования. С деятельностью подрывных организаций, напротив, следует бороться самыми энергичными способами. Террористические действия коммунистов следует пресекать со всей суровостью и обязательным применением оружия в тех случаях, когда это необходимо. Мы окажем поддержку тем офицерам полиции, которые воспользовались огнестрельным оружием при исполнении обязанностей, независимо от того, какими были последствия применения оружия; те же из офицеров, которые не смогли исполнить свой долг из ложного чувства сострадания, могут ожидать дисциплинарных взысканий».

— Несколько лет мы говорили народу: «Вы сможете свести счеты с предателями». И мы держим наше слово. Ныне счеты сводятся!

«Активизация берлинских СА, — писал начальник прусского гестапо Рудольф Дильс, — наэлектризовала самые отдаленные районы страны. В больших городах, где полномочия полиции были переданы лидерам местных СА, революционная активность буквально охватывала всю округу…»

В Силезии, Рейнланде, Вестфалии и Руре несанкционированные аресты, неподчинение полиции, насильственное проникновение в общественные здания, погромы, ночные налеты начались еще до поджога рейхстага в конце февраля. Как такового приказа о создании концентрационных лагерей не было: просто пришел их час, и они появились. Руководство СА создало «собственные лагеря», поскольку не доверяло своих пленников полиции. Никакой информации об этих импровизированных лагерях в столицу не поступало.

Впрочем, Гитлер и без того прекрасно знал, что творилось в стране. Доставалось в те дни многим: коммунисты, социалисты, неугодные режиму журналисты и политики и, конечно же, евреи — все они подвергались нападкам. В конце концов случилось то, что всегда случается в подобных случаях: штурмовики начали лупить всех, кто имел несчастье не понравиться им.

Вечером 27 февраля 1933 года Гитлер приехал на квартиру Геббельса. Они пили чай и слушали столь любимого фюрером Вагнера. Однако уже очень скоро вечернюю идиллию нарушил телефонный звонок Путци Ганфштенгля, сообщившего, что горит рейхстаг. Так писал в своих дневниках сам Геббельс. На самом деле они ждали этого сообщения и, как только рейхстаг загорелся, отправились на машине к горящему зданию. Там их уже ожидали Геринг и начальник прусского гестапо Дильс. Завидев Гитлера, Геринг воскликнул:

— Это начало коммунистического восстания!

Надо ли говорить, что с введением декрета террор усилился, и уже к середине марта 1933 года только в прусские тюрьмы и концентрационные лагеря было брошено более 100000 противников нацистского режима. И хотя на суде так и не было доказано участие коммунистов в поджоге рейхстага, многие немцы поверили в эту версию, и, как показывали секретные сообщения полиции, жесткие меры правительства не вызвали особого недовольства в народе. Более того, они послужили еще большему росту популярности Гитлера, что нашло отражение на новых выборах.

Заручившись поддержкой генералов, Гитлер приступил ко второй части своего плана. 30 февраля 1933 года он пригласил в резиденцию президента рейхстага ведущих промышленников Германии, среди которых выделялись Крупп, король германской металлургии Феглер, руководитель крупнейшего в Европе электротехнического концерна Бош и еще несколько видных германских промышленников и банкиров. Кресло председателя занял Ялмар Шахт. Но если раньше Гитлер приходил к этим могущественным людям в роли скромного просителя, то теперь перед ними предстал очень уверенный в себе политик, который знал, что делал. Фюрер не стал тратить времени на ненужные прелюдии и сразу же заговорил об опасности, грозившей капиталистическому строю в Германии, если в стране не будет установлена диктатура.

— Частнособственническое хозяйство, — сказал он, — не может сохраниться в век демократии, оно мыслимо лишь при том условии, что народ станет сторонником идеи авторитета сильной личности. И теперь я вижу свою главную задачу в уничтожении марксизма и создании армии. Жребий брошен, господа! И хочу сразу же предупредить, что если мы не добьемся желаемого результата через выборы, мы добьемся его другими средствами…

Всем было ясно, что Гитлер говорил о завершении государственного переворота и установлении в стране нацистской диктатуры. Никто из слушавших Гитлера промышленников не обманывался и насчет тех самых «других средств», какими фюрер собирался устанавливать свою диктатуру. И тем не менее никаких возражений не последовало. Наоборот! Как и на встрече с генералами, в резиденции Геринга царила радостная атмосфера. Крупп вскочил со своего места и со словами благодарности пожал руку Гитлеру, а затем приступил к ставшему уже привычным сбору пожертвований в партийную кассу.