Григорий Василенко - Найти и обезвредить

— А вы знаете — только сейчас я поверил Сапронову. И все-таки я еще не вижу, как мы сможем разгромить банду!

— Да, Анатолий, до этого еще далеко… Один Сапронов не справится, надо еще одного-двух наших людей подбросить к Чернышову, только тогда можно будет надеяться на успех!

Утром Прозоров был в станице Абухской, оставив Анатолия Неженца для связи с Дмитрием, получившим задание встретиться с Худяковым. В Абухской Прозорова встретил встревоженный майор Марченко.

— Я ждал тебя… Поехали.

…Месяц назад в Абухскую приехала учительница русского языка Галина Ивановна Еремина. Она только что закончила с отличием институт и сама напросилась в самый трудный район. Галина понравилась жителям — она собрала ребят, побывала у каждого из них дома, познакомилась с их родителями, а потом всех пригласила в бывший табачный склад, который она использовала под клуб… Никакой писчей бумаги, а тем более школьных тетрадей тогда не было, но Галина нашла выход из положения — на этом собрании она показала «тетрадки», сшитые из газет, и объяснила, что писать можно между строк. Чернил нет? Их можно изготовить из сока спелых ягод бузины, а бузины кругом — заросли.

Две недели работала школа. И вот вчера, под утро, возле табачного склада нашли убитого сторожа и Галю, растерзанную бандитами… На ее груди, пронзенной штыком, лежала записка, написанная печатными буквами:

«Катись, стерва, откель пришла!»

Майор Марченко был уверен в том, что это — «почерк» банды Чернышова.

— Они и табаку-то взяли всего несколько мешков. Галя им мешала! Совсем обнаглели, гады!

…А через три дня позвонил из Предгорной дежурный истребительной группы:

— Лейтенант Неженец и вся группа выехали на происшествие. Лейтенант просил вас срочно возвращаться…

У Прозорова екнуло сердце — что-то стряслось! Может, Сапронов провалился или бандиты совершили налет на станицу?

В Предгорной дежурный начал доклад:

— Тут такое было!..

Зазвонил телефон.

— Это ты, капитан? — председатель колхоза говорил ровным, спокойным голосом. — Я к тебе приехать не могу, давай, если можешь, ко мне!

Председатель рассказал о том, что к нему рано утром с диким ревом ворвалась Матрена Гапоненко — подводу требовала, чтобы мужика своего убитого вывозить…

— Какого мужика?

Председатель не успел ответить — с шумом ввалился Анатолий:

— Получилось, товарищ капитан! Восемь человек убито, в том числе и Плошин. Худякова среди них нет — исчез куда-то. Шел настоящий бой. Есть потери и со стороны Чернышова, но, видно, небольшие. Только что встретил Екатерину, жену Сапронова. Она мне незаметно подмигнула, показала на левую руку — видно, наш Сапронов жив, только ранен в левую руку. А вот это — почитайте…

И Неженец протянул капитану записку, написанную ровным каллиграфическим почерком на немецкой трофейной бумаге. В записке было обращение к «гражданам» вести борьбу против «красной власти», которой «скоро будет конец». А кто поднимет руку на «лесных братьев», тех ожидает такая же участь, что и худяковцев: собакам — собачья смерть!

А внизу подпись: Чернышов.

«Да, опять он, Чернышов. И опять ему неймется! — подумал Прозоров. — Родины у него нет — он ее продал. Осталось у него лишь логово в лесу, за которое он держится, как черт за грешную душу. И логово это со всех сторон обложено, а он все тот же: «Скоро красной власти будет конец!» Враг. Заклятый. До последнего вздоха — враг…

А вслух спросил:

— Где нашли записку?

— Она была прикреплена к еловой ветке и положена на убитых худяковцев.

— Так… Ну, это потом. Где же Дмитрий? Он же шел на встречу с Худяковым?

Неженец положил перед капитаном листки, исписанные мелким убористым почерком:

— Это донесение Дмитрия…

«…Вчера был у Тани. В двенадцать ночи ввалился Худяков. Отстранил Таню и навел на меня браунинг:

— Считаю до пяти — где моя сумка?

Таня бросилась к брату:

— Володя, опомнись, какая сумка?

— И ты — тоже?

— Что «тоже»? Убери наган, если хочешь спрашивать — спрашивай!

— Не лезь, сестра, не в свое дело!

— И буду лезть! Ты не прав! Никакую сумку я не видела!

— А ты ее и не могла видеть… Сумку украл твой хахаль. Ну, считаю…

Таня быстро оглянулась на меня, я отрицательно мотнул головой, тогда она встала прямо перед братом.

— Стреляй! В меня стреляй в моем доме! Какой же ты брат, если перед сестрой размахиваешь наганом!

— Отойди, Таня, это я должен выяснить! Люди от этого могут погибнуть…

— Какие люди?

Худяков топнул ногой.

— Отстань ты, наконец! Я вчера приходил к тебе…

— Да, Митя мне говорил…

— Постой… Приходил к тебе, не дождался, сидел с ребятами на дворе на скамейке — там я только мог ее забыть, нигде больше!

Таня тут же вмешалась:

— Митя сидел дома и не зажигал света, говорил, что Худяков так приказал.

Худяков устало сел на стул, но браунинг держал в руке.

— Таня, я к тебе как к сестре обращаюсь, это очень важно — ты не видела моей сумки?

— Нет, Володя, честное слово! Митя сидел до утра, света мы не зажигали, как ты велел. Утром Митя собрался уходить, но во дворе увидел каких-то двух людей. Он попросил меня выйти. Когда я вышла во двор, там уже никого не было. Может, они сумку твою взяли?

Худяков вздохнул, спрятал браунинг в карман и понурил голову:

— Кто же мог ее взять? Может, «истребки»? Ну, это мы узнаем!

Худяков встал, собираясь уходить.

— Куда ты, Володя, посиди. Вместе поужинаем!

Таня быстро накрыла стол, поставила бутылку самогона. У Худякова сразу весело сверкнули глаза:

— Вот это другое дело!

За ужином он спрашивал у меня — где живет капитан, есть ли у него охрана? Я отвечал, что охрана должна быть, но его охраняют приезжие — нам, видно, капитан не доверяет.

— Боится, значит. Ну, ничего, не уйдет он от нас!

Таня плакала, все время просила брата не воевать больше, а самому добровольно сдаться: «Все равно против целой армии вам не устоять. Все равно поймают или убьют». Худяков пил самогон, все более мрачнел:

— Когда повесим капитана, тогда будем думать — сдаваться нам или нет».

…Прочитав донесение Дмитрия, капитан спросил у Анатолия:

— Что он у нас, писатель, что ли? Разве так донесения пишут? — Потом, помолчав немного, Прозоров продолжал: — Теперь ясно, что Худякову уже деваться некуда. В другой район он не пойдет — его везде будут отлавливать бандиты, как предателя. А здесь его рано или поздно разыщет Чернышов. Придет Худяков сдаваться, вот увидите.

И действительно, спустя несколько недель пришел Худяков. Один. Обросший, грязный. Он все время озирался, даже когда сидел перед капитаном. А тот:

— Отвоевался, значит?..

Худяков медленно поднял глаза на капитана: