Валерий Буре - Невыдуманные истории

Предварительный заезд выиграл тот, кто должен был финишировать вторым. А Омар поднялся с трека, оглядел велосипед — переднее колесо пополам, — повесил его на плечо и заковылял к барьеру. Перелез через него. Тут его догнал Гурам Джохадзе, и они вместе скрылись за высокой стеклянной дверью.

Когда Гурам вернулся на трек, я спросила у него, зачем, собственно, Омару понадобился этот рывок, когда он уже победил? Что за финт? Работа на зрителя?

— Я виноват… Я не доглядел!.. Чуть не ревет от злости. Это не финт… Просто такой человек.

— Какой «такой»?

— Ну, такой… Знаешь, сколько Карло с ним возился! У Омара всегда не хватало слов, и он объяснялся не словами. Иногда кулаками. Плохо учился… Карло всех на педсовете уговаривал не исключать его из интерната. А однажды Карло не взял его на соревнования. Все уезжают, грузят свои велосипеды в автобус. Карло обернулся, видит: Омар у окна. Помахал ему Карло. Дескать, счастливо оставаться! А тот не ответил. Отвернулся… И все. После этого и учиться стал лучше, и заменил кулаки словами. Если бы сегодня здесь был Карло…

— А ободрался он здорово?

— Прилично. Ободрался как надо… Собирается у всех выиграть.

— Что выиграть?

— Спринт. Спартакиаду.

— Что???

Гурам смущенно улыбнулся. Пожал плечами, дескать: а что я могу поделать?

Это уже было нахальством со стороны, несомненно, талантливого, но «годовалого» спринтера — замахнуться на самый сложный вид велосипедных гонок. Ведь на его финишных 200 метрах за 11,5—12 секунд надо суметь разобраться, с кем ты рядом находишься, надо с точностью до сотой доли секунды ощутить миг рывка, не дать понять этого соперникам, постараться лжерывками и прочими обманными действиями усыпить бдительность конкурентов и тем самым навязать им свой рисунок гонки. И вот какой-то школяр, который никогда и настоящего-то спринта не нюхал, решил с ходу стать чемпионом страны. Нахальство Пхакадзе было настолько большим, что оно даже не злило, а забавляло. И я отправилась за высокую стеклянную дверь.

Омар обернулся на мои шаги.

— Сильно ободрался? — это был самый уместный вопрос, с которого удобно начать разговор.

— Ничего!

— Как же будешь выступать?

— А что? Буду!

— Говорят, у всех собираешься выиграть?

— Ага! Попробую.

— Так… Ясно… И у Иманта Бодниекса думаешь выиграть?

— Попробую, — Омар оживился. — Отличный спринтер Бодниекс, да?

Омар сидел в углу, у окна, вытянув ободранную ногу, и глядел на меня круглыми глазами, словно ожидая поддержки.

Как не похож он был сейчас на того свирепого гонщика, что ломает велосипеды на ходу!

Теперь, проиграв предварительный заезд, Омар должен был пройти через все утешительные, потом — одну восьмую финала, потом четвертьфиналы… полуфинал. Я посмотрела на его черную от зеленки и запекшейся крови ногу. Всю ночь она не даст спать. А завтра, когда ожог о бетон подернется коркой, лучше не двигаться совсем, знаю по собственному опыту! А Омар еще собирается стать чемпионом страны! И я сказала:

— Ну ладно, попробуй! Желаю тебе удачи!

На другой день утром Омар проковылял к старту и спокойно, не ерзая, провел все заезды. И вышел в полуфинал. И вышел в финал!

В самом последнем, самом решающем заезде, где определялась судьба золотой медали и звания чемпиона страны, Омар снова, как вчера, точь-в-точь, швырнул машину вперед, рискуя сломать колесо. В первом ряду кто-то вскрикнул. Трибуны замерли. Но на сей раз подход к «фортиссимо» был не только свиреп, но и разумен. И хотя дрогнуло переднее колесо, но тончайший виртуозный нюанс «звучания» скорости удержал велосипед на бетонной дорожке трека. Омар мчался к финишу как вихрь, тесно прижавшись к бровке, чтобы никто не обошел слева, и кося круглый глаз вправо, чтобы никто не обогнал.

Его никто не обогнал. Так Омар Пхакадзе стал чемпионом страны — пришел, увидел, победил.

Омар финишировал, медленно доехал до противоположной прямой, слез с велосипеда и заковылял к барьеру. Он перелез через барьер и скрылся за высокой стеклянной дверью.

А мы молчали, ошеломленные блестящей победой этого парня, еще вчера неуклюжего, задерганного, а сегодня спокойного, уверенного в себе и знающего все, что должен узнать спринтер за многие годы соревнований и тренировок. Старший тренер сборной команды страны по велосипедному спорту на треке Ростислав Варгашкин сказал мне:

— Этот парень может стать чемпионом мира.

…Спустя год после победы на московском треке Омар Пхакадзе стал чемпионом мира. А еще через год, летом 1966 года, — мировым рекордсменом.

Говорят, в каждой шутке есть доля правды.

Когда футболисты сборных команд СССР и Дании построились в тоннеле перед выходом на официальный матч отборочного турнира чемпионата мира (это было в 1965 году в Москве), капитан советской команды Валентин Иванов заметил, что вратарь датчан Лейф Нильсен держит в руках красную кепку.

— Красная шапочка, я тебя съем, — улыбаясь, обратился Иванов к Нильсену и пояснил жестами свою шутку.

Все заулыбались. Но когда начался матч, стало ясно: советские футболисты настроены весьма решительно. Они забили в ворота датчан шесть безответных мячей.

Много пришлось поработать Нильсену. Его красная шапочка мелькала то в одном углу ворот, то в другом, но это мало помогло…

Трудно понять, как она успевала быть одновременно и планеристкой и летчицей. Успевала, несмотря на официальное ограничение часов налета, большую разницу в специальной подготовке и вечный недостаток времени. Едва над Харьковом занимался рассвет, Валентина Турсунходжаева уже была на летном поле аэроклуба, колдуя возле быстрокрылого «яка», на котором скоро предстояло подняться в небо. А потом, отработав программу пилотажа, бежала туда, где стояли, уткнувшись носами в землю, приземистые безмолвные планеры.

Летает она вдохновенно. Когда смотришь на каскады выполняемых ею фигур, даже не верится, что там, наверху, управляет виртуозным самолетом хрупкая девушка.

Она любит возиться с новичками. Сначала вывезет в пробный полет, заставив человека полюбить высоту.

— Здесь, — говорит Валентина, — ты почувствуешь все небесные прелести, как следует разглядишь нашу землю с ее зеленью лесов и лугов, синевой рек и озер… Теперь сделаем мягкий вираж. Посмотри на крыло самолета — его так и хочется погладить рукой… В эти минуты она по-женски добра и ласкова.

Потом задания усложняются. Конечно, здесь, как и на земле, у разных людей разная хватка. Одни тонкости воздушной акробатики постигают сразу, другим они даются с трудом. Все зависит от характера пилота. А характер этот не всегда идеальный. Помнится, как ее разозлил один из курсантов.