Уильям Грэшем - Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини

Безразличие прессы часто приводило Гудини в отчаяние. Его способность таинственно избавляться от наручников не была оценена по достоинству. Время o r времени появлялись заметки, похожие на те, которые печатались три года назад, когда Гарри гастролировал в Массачусетсе. А вообще, как говорил Гудини, начальник полиции упоминался в прессе раз в пять чаще, чем он.

Приехав в Чикаго, Гарри тотчас же осуществил свои замыслы. Первым человеком, с которым следовало встретиться, был лейтенант полиции Энди Роан, впечатляющий мужчина, похожий на персонаж из классики: огромный ирландец весом под триста фунтов, с рыжими усами в форме велосипедного руля. Обитатели городского дна говорили, что Большой Энди, навещая публичные и игорные дома, носил с собой маленькую черную сумку. По мере того, как она становилась тяжелее от денег, полицейский гнет над этими заведениями делался легче. Совершенно очевидно, что Энди был человеком, который заправляет всем, и жизнь города зависит только от него.

Раньше Гарри часто пытался договориться с полицией, просто приходя в квартал и объявлял: «Я — Гарри Гудини, король наручников, я играю в театре «Бижу». Я думаю, может, вы захотите увидеть парочку трюков с наручниками? Пожалуйста. Наденьте на меня любую пару наручников. Я покажу вам, как избавляться от них». В маленьких городах Новой Англии, где служители закона работали согласованно и были вежливы, такое иногда сходило. Но только не в Чикаго.

Здесь Гарри начал с того, что попросил директора «Коль и Миддлтон» представить его репортерам. Гудини показал им статьи о себе и, хотя очень скромно, но намекнул, что хотел бы выступить в их городе. Газетчики, в свою очередь, отвели его к всемогущему Энди Роану.

Во время первого исполнения трюка Гудини полицейские надели ему наручники, кандалы и посадили его в пустую камеру. Никто не видел, как он освободился от наручников и кандалов, никто не проявлял волнения и не удивлялся тому, как это ему удалось, никто не опешил, никому не было до этого дела.

Но Гарри уже был достаточно проницателен, чтобы руководствоваться основным правилом магии: «никогда не говорить публике, что ты собираешься делать». Он просто поболтал с Роаном, принял его приглашение «погостить» в одной из камер и сердечно распрощался.

Несколькими днями позже он опять посетил Роана. Пока Бесс развлекала Большого Энди рассказами о приключениях и странствиях циркачей, Гарри отправился изучать замки дверей в камере.

Тому, кто не был знаком с устройством запоров (а этого почти никто не знал), замки Энди могли бы показаться внушительными. Однако Гарри знал, что сами по себе они не обеспечивают надежности тюрьмы. Любое узилище надежно настолько, насколько надежен его самый нерадивый надзиратель. Уже не раз бывало, что заключенные отпирали замки отвертками.

Но большой замок старой конструкции, который увидел Гарри, был прост только на первый взгляд. На самом деле, бородка ключа имела хитроумный набор зазубрин и выемок, из-за чего не было никакой возможности воспользоваться другим ключом такого же размера. А проволочная отмычка просто не «почувствует» вырезов и не откроет замок.

Прежде чем вернуться к Бесс и Роану, Гарри тщательно осмотрел замки камер. Поболтав еще несколько минут, они простились с Роаном и отправились домой. Вечером Гарри принялся за изготовление отмычки.

На другой день они пришли опять. Теперь Гарри нужна была только минута, чтобы сверить свою, отмычку с замком. Сработало! Но тут Роан, почуяв недоброе, прогнал Гарри.

Вскоре и газетчики что-то пронюхали. Они узнали, что Гудини предложил полицейским громадного го-| рода Чикаго заковать его в цепи и посадить в камеру. А он, если сумеет, осуществит побег. В условиях пари говорилось о регулируемых наручниках и ножных кандалах. Разумеется, у Гарри были ключи, аналогичные тем, которые использовались в Чикаго.

Вероятно, в день пари Большой Энди был настрочен лучше обычного. Гудини выглядел взволнованным и озабоченным, когда Энди надевал на его кисти три пары наручников и запирал его в камере. Когда Гудини был заперт, репортеры направились в кабинет, Роана отведать освежительных напитков, заказанных Гудини. (Гарри уже успел понять, что угощение очень помогает наладить отношения с газетчиками.) Скоро, даже очень скоро, Гудини ликуя, широкими шагами вошел в комнату. Оков на нем не было!

Циничные служители прессы не выказали сильного удивления.

«Энди Роан только что рассказал нам, — заявили они Гудини, что пару дней вы крутились в тюрьме. Возможно, у вас полный карман ключей — вы могли снять копии с замочных скважин с помощью ключа, покрытого парафином, или чего-нибудь в этом роде».

Гудини ответил спокойно, но твердо и недвусмысленно: «Ладно, если вы думаете, что я воспользовался каким-нибудь дешевым трюком или сплутовал, разденьте меня догола и обыщите, в потом заприте снова».

Это было новое даже для Чикаго 1898 года. И Гудини говорил, возможно, впервые, как великий артист.

В его речи было нечто большее, чем просто вызов. Само слово «догола» уже способно смутить. Иногда в газетах его даже сокращали, подчеркивая пикантность ситуации.

Бесс скромно покинула комнату, и Гарри полностью разоблачился.

Невозможно сказать, как Гудини поступал в каждом конкретном случае. Видя результат, можно было лишь гадать о методах Гудини и полагаться на уже имеющиеся сведения. В данном случае вполне вероятно, что, использовав ключ, чтобы отомкнуть наручники, и отмычку, чтобы открыть дверь камеры, Гудини спрятал эти предметы где-то неподалеку и только потом вошел в кабинет Роана. Благо закутков и уголков, где можно приклеить пару вещиц кусочком воска, в тюрьме хватало. Взять хотя бы стальной кожух замка камеры. Под него-то Гарри, очевидно, и прикрепил ключи.

Как бы там ни было, одежду Гарри поместили в другую камеру и предложили показать трюк еще раз. Он освободился даже быстрее, чем раньше.

Эта попытка прославиться оказалась на удивление удачной. Фотограф снял Гарри в цепях на фоне запоров. Когда статью напечатали в газете рядом с театральной рекламой, Гудини бросился скупать тираж. Потом они вместе с Бесс вырезали и рассылали заметки театральным импресарио. С трудом выкроив несколько долларов, Гарри дал объявление в одной из нью-йоркских газет, копию которого он поместил на обложке своего альбома с газетными вырезками: «Гудини, непревзойденный король наручников, был абсолютно голым, и его осмотрели три врача. Он освободился от всех наручников, кандалов, смирительных рубашек, «ремней и ящиков».

Тут он малость приврал, но, по сути дела, был способен освободиться от всего перечисленного в объявлении.

В результате этого успеха директор чикагского театра «Хопкинс» позвонил Гарри и предложил ему завидное место на оставшуюся неделю. В театре скончался ведущий актер, и требовалась замена.