Николай Седых - Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы

База снабжения представляла собой небольшой ровный участок земли, обнесенный забором, за которым разместился несколько насквозь продуваемых сараев. Она была разделена на три секции: склад боеприпасов, хранилище горючего и продовольственный склад. То и дело прибывали и уезжали грузовики, и работа пленных заключалась в том, чтобы загружать и выгружать их.

Предполагалось, что мы, караульные, не должны помогать в этом, но очень скоро мы стали работать, не покладая рук. Дел было невпроворот; кроме того, во время работы нам было не так холодно.

Русские были очень слабы. Они едва держались на ногах, не говоря уже о том, чтобы прилагать требовавшиеся усилия. Четверо с трудом поднимали ящик, что для Францла (товарища Б. Цизера – Ник. Сед.) и меня было детской забавой. Но они, конечно, старались изо всех сил. Каждый стремился угодить. Они соперничали друг с другом, подгоняли друг друга. Потом смотрели с надеждой, заметили ли мы их усердие. Таким образом они надеялись добиться лучшего с собой обращения, а может быть, и получить ломоть хлеба.

Нам было жаль этих доходяг. Среди них были и почти дети, и бородатые старики, которые годились бы нам в деды. Все без исключения выпрашивали еду или папиросу.

Они скулили и пресмыкались перед нами, как побитые собаки. И если жалость и отвращение становились невыносимыми, и мы давали им что-нибудь, они ползали на коленях и целовали нам руки и бормотали слова благодарности, которыми, должно быть, был богат их словарь, а мы просто стояли как истуканы: не верили своим глазам.

Это были человеческие существа, в которых уже не осталось ничего человеческого; это были люди, которые и в самом деле превратились в животных. Нас тошнило, нам это было в высшей степени отвратительно. Однако имели ли мы право осуждать, если нас самих никогда не заставляли променять последние остатки гордости на кусок хлеба?

Мы поделились с ними своими запасами. Было строжайше запрещено давать еду пленным, но черт с ним! То, что мы им дали, было каплей в море. Почти ежедневно люди умирали от истощения. Выжившие, безразличные ко всем этим смертям, везли на телеге своих умерших в лагерь, чтобы похоронить их там. В землю зарыли, наверное, больше пленных, чем их осталось в живых…

Бродячих собак вокруг было великое множество, среди них попадались самые необычные виды дворняг; единственное, что их роднило, было то, что все они были невероятно тощими. Для заключенных это не имело значения. Они были голодны, так почему бы не поесть жаренной собачатины? Постоянно пытались изловить осторожных животных. Они также просили нас жестами, имитируя лай «гав – гав» и выстрел «пиф – паф», убить для них собаку. Просто взять и застрелить её! И мы почти всегда это делали. Для нас это был своего рода спорт, а, кроме того, этих диких собак развелось огромное количество.

Когда мы кидали им подстреленную собаку, разыгрывалась тошнотворная сцена. Вопя, как сумасшедшие, русские набрасывались на собаку и прямо руками раздирали ее на части, даже если она была еще жива. Внутренности они запихивали себе в карманы – нечто вроде неприкосновенного запаса. Всегда возникали потасовки за то, чтобы урвать кусок побольше. Горелое мясо воняло ужасно; в нем почти не было жира.

Но они не каждый день жарили собак. За бараками была большая вонючая куча отбросов, и, если нас не было поблизости, они копались в ней и ели, к примеру, гнилой лук, от одного вида которого могло стошнить.

Однажды во время погрузки продовольствия разбилась пара бутылок водки, и алкоголь просачивался на пол грузовика. Русские вскарабкались на него и слизывали жидкость, как коты. На обратном пути в лагерь трое из них свалились мертвецки пьяными.

Вот когда Францл рассвирепел. Он вдруг стал, как ненормальный, избивать одного из этих бедняг прикладом ружья, а жалкое хныканье этого человека только приводило Францла в неистовство. Он рычал от ярости, как огромный дикий кот, и безжалостно наносил удары, пока я не подскочил к нему и не схватил за плечо.

– Боже Всемогущий, Францл! – крикнул я. – Что это на тебя нашло? Возьми себя в руки. Оставь бедняг в покое! Они протянут ноги и без твоей помощи!

Но он стряхнул мою руку мою руку, ревя, как бык.

– Я больше этого не вынесу! Не смотри на меня так! Я сойду с ума! У меня крыша едет! Ничего, кроме этих существ, этих пресмыкающихся! Смотри, как они ползают по земле! Слышишь, как они хнычут? Их надо раздавить раз и навсегда, мерзкие твари, просто истребить…».

На этом и закончим длинную цитату из воспоминаний Бенно Цизера. От себя же добавим, что автор цитируемой нами книги, немецкий охранник, сильно лукавит, когда удивляется поведению советских военнопленных, мол, что это за люди, если они дошли до такой степени деградации. Более того, он даже оправдывает своих товарищей: раз советские военнопленные не люди, а мерзкие твари, то что же их жалеть. А вот это уже – подлость.

Во – первых, они, немцы, прежде всего, виновны в том, что, создав невыносимые для нормального человека условия существования, превратили этих несчастных людей в скотов.

Во – вторых, Бенно Цизер и его приятель Францл, хотя бы по количеству ежедневно уничтожаемых советских военнопленных, хорошо понимали, что в тех конкретных условиях содержания нормальный человек не мог прожить и нескольких дней. Немцы поставили дело так, что в лагере интенсивно проходил естественный отбор. При этом в первую очередь погибали лучшие представители нашего народа. В скотских условиях могли выжить только скоты, на которых и лицезрели ежедневно эти два немецких чистоплюя.

Что касается судьбы упомянутых героев книги, Бенно Цизера и его друга – Францла, то она была обычной для захватчиков. Они, как и миллионы их соотечественников – немцев, одурманенных Гитлером, почувствовав себя сверхчеловеками, пришли в чужую страну, чтобы, выражаясь их языком, «просто истреблять мерзких тварей», то есть нас – русских. И они убивали. И они убили бы еще больше, но им не повезло, точнее – им не позволили это сделать.

Указанные два немца, вместе с сотнями тысяч соплеменников, попали в Сталинградский котел. Францл долго не мучился: был убит, получив пулю в глаз. А Бенно Цизер был ранен в руку, и на одном из последних самолетов его вывезли из окружения. Он остался жив, поэтому смог написать впоследствии свои воспоминания.

Не привести данную цитату из книги немецкого пехотинца Бенно Цизера в своем исследовании мы не могли, ввиду ее не только исторической ценности, но и ее исключительной поучительности, как урока для современников, особенно для нынешних защитников отечества, начиная с Верховного Главнокомандующего до рядового солдата Российской Армии. Всякое заигрывание перед Западом, потеря бдительности в условиях его явно агрессивных устремлений кончиться для нашего народа хуже некуда.