Владимир Цай - Кто в армии служил...

ЗСУ-57-2 была совершенно допотопной установкой. На базе среднего танка помещалась бронированная открытая сверху башня, из которой торчали две пушки с упреждающим прицелом. Здесь же, на свежем воздухе, находился и весь экипаж – два наводчика (по азимуту и углу места, то бишь по горизонтали и вертикали) и заряжающий. Сказать, что зимой, при минус пятнадцати с ветром, в этом кабриолете было холодно, значит ничего не сказать.

А учения были зимой. К учениям готовятся долго, не меньше месяца. Все это время приводится в рабочее состояние техника. Танки в полку, так же как и зенитные установки, были не только устаревшие, но и изношенные, точнее состарившиеся, и потому требовали постоянного ремонта. Учения должны начинаться по внезапной тревоге, но о дне и времени тревоги все знают за месяц. Кроме техники необходимо подготовить элементы бытовой инфраструктуры в полевых условиях – палатки, топчаны, печки и др. Еще одна интересная процедура – комбат строит личный состав и сообщает, что антифриз пить нельзя, и каждый боец должен расписаться в ведомости в том, что он понял. Это делается для того, чтобы снять с себя ответственность на тот случай, если кто-то будет пить антифриз и загнется. Некоторые все равно пьют (они пьют не только антифриз, но и любую спиртосодержащую гадость), и кто-то обязательно загнется.

Вот наконец наступает время «Ч». Полк должен выйти из гарнизона в полном составе, а на учения пойдет только второй батальон под прикрытием зенитной батареи. Старые танки зимой заводились плохо. Те, которые завелись, дергали с помощью троса те, которые не могли завестись самостоятельно. В зенитном взводе заводились две установки, а две другие надо было дернуть. Ажиотаж стоял жуткий, так как полк, согласно нормативам, должен выйти в течение тридцати минут. Те, которые завелись, помогали тем, которые не завелись, мешая друг другу. Порядок выхода колонны был безнадежно нарушен, и пристроиться к своему подразделению оказалось не так просто. Шум двигателей, гам и мат. В зенитном взводе две установки заводились, а две, как и положено по статистике, нет. Комбат, как сегодня сказали бы, «зажигал» на бронетранспортере и, высунувшись из люка, матерился на чем свет стоит, несмотря на свою неподходящую для капитана Советской Армии фамилию. Полк сформировал более или менее организованную колонну только к обеду.

Второй батальон с зенитным взводом двинулись на железнодорожную станцию на погрузку, а для остальных боевая тревога на этом закончилась. Вторым батальоном командовал подполковник Парамонов. Это был довольно пожилой, успевший повоевать в Великую Отечественную войну (контуженный на ней) мужик. Военную карьеру он не сделал, так как был прямой и резкий служака. Таких не продвигают по службе, но в случае необходимости вся надежда на них. Батальон Парамонова был лучшим, поэтому на учениях он отдувался за всех.

Погрузка танков на платформы – не такое простое занятие. Танки заползают с конца состава по двум наспех сколоченным направляющим (немцы, наверное, использовали для этой цели специальный пандус) и продвигаются к голове состава. На платформе их закрепляют. Удивительно, но никто не свалился. Одна зенитная установка заглохла на «пандусе», и ее долго заводили, но все обошлось. Парамонов был везде, и везде был слышен его раздраженный командирский голос. Наконец погрузка закончена, и Парамонов, построив отбывающих на учения перед составом, произнес короткую, но зажигательную речь. Во время этой речи его голос постепенно твердел и повышался, и кроме того он для убедительности размахивал здоровенным дрыном. Закончил он криком: «Мне поручили доставить вас в район учений, и я вас доставлю, трам-тарарам-бам вашу мать» и, повернувшись к вагону, швырнул в него дрын, чуть не проломив деревянную обшивку. Если бы за составом залегли немцы, то батальон после этой речи был бы готов к рукопашной атаке.

Вагоны, в которые погрузили личный состав, почему-то называют «теплушками», хотя с первого взгляда они производят впечатление «холодушек» (ветер свистит изо всех дыр и из не закрывающейся плотно задвижки). В конце вагона на полу установлены «самолеты» (почему их так называют – одному богу известно, потому что летать на них никак нельзя), которые похожи на пляжный лежак без ножек. На этих нарах солдатам предстояло провести ночь, из-за отсутствия места тесно прижавшись друг к другу. Старшие офицеры ехали в штабном вагоне, но командиры взводов, в том числе Блинов, должны были быть с солдатами и «стойко переносить тяготы и лишения воинской службы» (из воинской присяги). Замерзнуть Блинов не боялся, так как был одет по сезону (человек с юга, он плохо переносил холод), как кочан капусты. На нем были: теплое белье, полушерстяная полевая форма и меховой бронетанковый комбинезон с поднятым воротником, шерстяные носки, зимние портянки и валенки, шапка-ушанка с всегда опущенными и завязанными под подбородком ушами. Пронизывающий до костей ветер с моря добраться до тела Блинова не мог. Приходилось, конечно, потеть, но жар, как говорят, костей не ломит. Во время учений Блинов не раздевался около недели, и ничего. В одном американском боевике крутой спецназовец на вопрос, почему он не моется (действие развивается где-то на природе зимой), отвечает, что пот и грязь делают его тело водонепроницаемым, поэтому простуда ему не грозит. Нет худа без добра.

Теперь Блинов понял, почему комбат такое большое значение придавал изготовлению печек. Печка представляла собой стомиллиметровую трубу, одним концом приваренную к металлической пластине, на которой труба могла стоять (для большей устойчивости применялись самые разные приспособления). Сбоку прорезалось отверстие, к которому приваривался сосок. Принцип действия печки был очень прост – через сосок в трубу заливалась и поджигалась солярка. Труба раскалялась и хорошо грела. Солдаты тут же стали сушить портянки, отчего в теплушке смрад стоял невероятный – в нем чувствовались вся дневная усталость немытых ног, вакса и кирза сапог, грязь из станционных луж и еще черт знает что, не говоря уже о том, что солдаты с большим удовольствием пердят. Но Блинову это было уже до лампочки – обессиленный и разморенный теплом, он свалился на нары и, не раздеваясь, провалился в абсолютную пустоту, засыпая, как говорят по-русски, «без задних ног». Где-то в голове так и повис без ответа вопрос, что это за задние ноги.

Разгрузившись на каком-то небольшом разъезде, колонна двинулась в сопки Манчжурии (комбат насвистывал соответствующий вальс). Взвод должен был занять позицию в запасном районе и окопаться. Атака планировалась на следующее утро, так что ночь предстояло провести в палатке. Как комбат ориентировался на местности по карте (сопки нависали отовсюду и обзора не было никакого) и ориентировался ли вообще – неизвестно. Блинов топографическим картам предпочитал игральные, поэтому в ориентации участия не принимал. В какой-то момент они напоролись между сопок на танк командира полка (прибывший незадолго до учений вместо Борзова новый командир был какой-то незлой и от этого истеричный) – чумазый от копоти командир полка, высунувшись из люка, матерился, не понимая, куда исчез Парамонов вместе с батальоном. Наконец, комбат выбрал место и дал команду окопаться. Окапывались весь оставшийся день – снег, мерзлый грунт, окопы для установок, окопы для палаток и всякая суета типа разогреть и съесть сухой паек. К вечеру запалили в палатках печки-трубы, и Блинов, умывшись снегом, снова провалился в пустоту на теперь уже персональном «самолете».