Армин Вагнер - БНД против Советской армии: Западногерманский военный шпионаж в ГДР

В досье контрразведки МГБ можно найти немало подтверждений тому, что такая самоуверенность до 1989 года не оказывала влияние на ежедневную служебную деятельность сотрудников, и такая несокрушимо оптимистическая самооценка была высказана только после того, как и МГБ, и сама ГДР отошли в прошлое.

В Холодной войне надежность собранных военной разведкой сведений о боевой мощи, боевом порядке, структуре и вооружении войск противника по другую сторону Железного занавеса имела огромное значение. Это касается функции военной разведки и как средства раннего предупреждения о возможном внезапном нападении, и как средства для принципиальной оценки военного потенциала и вытекавших из него оперативно-стратегических возможностей противника. Современные исследователи исходят из того, что и Восток, и Запад в Холодной войне располагали достаточными знаниями, чтобы сделать вывод о взаимном военном паритете.

Но какую роль в западном военном шпионаже сыграла западногерманская Федеральная разведывательная служба? Действительно ли она была «для других стран слишком безвредна», как показалось это Рихарду Майеру, начальнику ее отдела агентурной разведки в начале 70-х годов, «полная непритязательности и обывательской мелочности», с которыми, по его словам и работали «мюнхенские разведчики в орагнизации численностью равной батальону»? Верно ли, что «МГБ почти полностью контролировало агентов вражеских спецслужб в ГДР», как утверждают не только ветераны «Штази», но и один из ведущих исследователей истории немецкой разведки? Ответ, что касается избранной в этой книге сферы деятельности БНД, а именно ее разведки боевого порядка и боевого расписания против советских войск в ГДР, будет звучать совсем не так, как принято, в общем и целом, отвечать на него с обеих сторон былого противостояния. Прежде всего, другими глазами следует взглянуть на аргументы, которые с удовольствием приводят бывшие сотрудники МГБ, утверждая, что структура, методы, операции и агенты БНД были едва ли не стопроцентно раскрыты контрразведкой «Штази», потому борьба с ними была всегда успешной. Уже упоминавшиеся примеры супружеских пар Б. и Й., а также другие приведенные тут случаи долголетней шпионской деятельности заставляют задуматься о степени успеха или неудачи БНД. Действительно, что имело больше значение: конечное разоблачение западных агентов восточногерманской контрразведкой или их предшествующая многолетняя нераскрытая работа на разведку Пуллаха? С другой стороны, тот аргумент, что хоть БНД, возможно, и проиграла много битв, но, в конечном счете, Холодную войну выиграл все-таки Запад, сам по себе ничего не объясняет с точки зрения анализа, переводя проблему в область общеисторического процесса.

Более точная картина получается, если рассмотреть разведку БНД против ГСОВГ и ГСВГ в историческом масштабе. В пятидесятых и начале шестидесятых годов военная разведка БНД против советских войск в Восточной Германии была очень успешной. Перед постройкой Берлинской стены западногерманская разведка располагала полными и детальными знаниями о советских вооруженных силах в ГДР. Огромное количество агентов до 1961 года передавало донесения о почти каждой советской воинской части, а также об инфраструктуре и военных перевозках по восточногерманской территории. Собранные таким образом сведения помогали создать актуальную и точную картину ситуации, которую разведка передавала политическим правящим кругам. Примером может служить 17 июня 1953 года. Хотя Служба не смогла предсказать точную дату и развитие спонтанного народного восстания, она своевременно привлекла внимание боннских политиков к тем происходившим в ГДР процессам, которые привели к событиям 17 июня. В ходе восстания и после него почти 1300 агентурных донесений поступили в штаб-квартиру в Пуллахе, которой удалось сложить мозаику из элементов отдельных агентурных сообщений и тем самым реконструировать основные фазы народного восстания и, прежде всего, его подавления советскими войсками.

Без сомнения военная разведка БНД благодаря ее многочисленным восточногерманским информаторам, по меньшей мере, до постройки Берлинской стены была важнейшим в ФРГ источником информации о военной ситуации в ГДР. Разоблачение агента КГБ Хайнца Фельфе в 1961 году, возможно, действительно привело к деморализующим последствиям в Пуллахе, которые, по словам Рихарда Майера, ощущались там еще и десятилетие спустя. Но разоблачение и арест Фельфе не имели непосредственных существенных последствий для сети восточногерманских наблюдателей за советскими гарнизонами, живших поблизости советских военных объектов и следивших за ними, а также внутренних источников, например, из числа немецкого технического персонала на объектах ГСВГ. Куда более серьезными и длительными последствиями для поддержания очень плотной агентурной сети БНД в ГДР обернулось произошедшее в том же году закрытие границы.

После краткого перерыва в контактах между оперативниками БНД и их источниками в ГДР вследствие строительства Берлинской стены 13 августа 1961 года, эти связи часто были восстановлены уже через несколько месяцев. Хотя наблюдение за гарнизонами уже не могло осуществляться с прежней плотностью, и количество поступавших с Востока сообщений уменьшилось, по-настоящему глубокое проникновение восточногерманской контрразведки в агентурную сеть БНД началось лишь в 1964–1965 годах. Но Федеральная разведывательная служба заранее достаточно хорошо подготовилась к физическому разделению Берлина — важнейшей базы для контактов с ее агентами в Восточной Германии. Что касается исторической даты 13 августа 1961 года, то возможность закрытия границ для прекращения потока беженцев из ГДР Служба отметила еще в июле и в первой половине августа 1961 года как самую вероятную возможность решения проблемы. Другие возможные действия Москвы и Восточного Берлина против западной части города, например, повторение Берлинской блокады 1948–1949 годов, чего так опасался Франц Йозеф Штраус, не противоречили этой оценке аналитиков БНД, но дополняли ее в выводах Службы. Судя по всему, события в Берлине происходили бы точно так же, как это было в реальности, даже и в том случае, если бы, предположим, западные державы незадолго до закрытия границы узнали бы об этом решении Хрущева и Ульбрихта. Потому с исторической точки зрения при анализе деятельности Федеральной разведывательной службы летом 1961 года не следует сводить оценки лишь к тому факту, что Службе, мол, не удалось определить точный день этого события, а именно 13 августа. Разумеется, для репутации разведки важно уметь заблаговременно сообщать о событиях такого большого значения, а ошибочные сообщения или отсутствие сообщений (разведывательные ошибки — „intelligence failures“) обходятся порой слишком дорого, что, к примеру, было наглядно продемонстрировано в случае с терактами 11 сентября 2001 года. Но качество работы разведки, среди прочего, следует измерять и непрерывностью и уровнем получаемых ею сведений, а также талантами ее аналитиков. Конечно, точность или ошибочность подобных прогнозов очень важна для разведки, и не только как доказательство ее разведывательного и аналитического потенциала и тем самым — ее эффективности. Ключевая информация вне зависимости от целесообразности и возможности ее использования в тот или иной политический момент несомненно необходима, поскольку она оправдывает затраты государства разведывательную службу и свидетельствует об ее полезности в демократическом государстве и с точки зрения общества.