Армин Вагнер - БНД против Советской армии: Западногерманский военный шпионаж в ГДР

Радиоразведка БНД постоянно и плотно прослушивала определенные регионы, например, городок Штраусберг под Берлином, месторасположение Министерства национальной обороны ГДР, чтобы отметить, кто из его жителей регулярно поддерживает телефонные контакты с Западной Германией. Из подслушанного содержания разговоров и опираясь на зарегистрированные в алфавитном порядке имен абонентов, целенаправленно выявлялись потенциальные источники в ГДР и их контактные лица в ФРГ.

Для получения информации о происходившем в Восточной Европе Пуллах использовал беженцев из Восточной Европы и оставшиеся у тех связи в их странах, поскольку эти эмигранты были враждебно настроены к правящим в их странах коммунистическим режимам и потому готовы сотрудничать с БНД. К этому кругу лиц, которым пользовались и другие западные спецслужбы, относились, в частности, диссиденты, сбежавшие в 1956 году из Венгрии и в 1968 году из Чехословакии.

Помимо использования наземных зондов, прежде всего для контроля за перевозками ядерного оружия, западные спецслужбы активно обыскивали мусорные свалки в ГДР в поисках любых материалов, связанных с ГСВГ. Эту практику в годы Холодной войны активно использовали и военные миссии связи западных держав. БНД пользовалась таким методом до 1994 года. В немалой степени таким путем удавалось «выловить» сведения, имевшие большое значение для разведки боевого порядка и боевого расписания.

Бывший президент БНД Ганс-Георг Вик констатировал, что потеря сети собственных источников в ГДР после 1961 года была тактическим поражением Федеральной разведывательной службы. Но в восьмидесятых годах Пуллах добился стратегического успеха, опрашивая высокопоставленных беженцев вроде бывших директоров народных предприятий и профессоров экономики, что позволило создать точную картину экономического положения ГДР и других восточноевропейских стран. «Само собой, — писал Вик, — военная разведка всегда играла приоритетную роль». Между военной и экономической разведкой существовала тесная взаимозависимость, если дело касалось знаний о военной промышленности и о новых технологиях. Так было даже еще в 50-х и 60-х годах. Во время президентства Вика (1985–1990) БНД и другие западные службы как раз через экономический шпионаж получали сведения стратегического значения, позволявшие сделать куда более глубокие выводы, нежели информация обычного военного шпионажа. В НАТО, где при анализе экономической ситуации Восточного блока опирались на добытые разведывательным путем сведения, был сделан вывод, что Советский Союз и его союзники экономически и технологически уже лежали на дне, что во многом объяснялась перегрузкой их экономики огромными военными расходами. Сопоставив анализ экономики ГДР с процессом политических реформ, инициированным в Москве Михаилом Горбачевым, БНД, согласно Вику, подошла в своих прогнозах о будущем ГДР куда ближе к реальности, чем отдел ГДР в Ведомстве Федерального канцлера и Постоянное представительство ФРГ в Восточном Берлине. Но правительство Федерального канцлера Гельмута Коля недостаточно отреагировало на соответствующие доклады БНД. На сегодняшний день неизвестно, то ли правительство больше полагалось на сомнительные источники, некритически оценивая, например, Статистические ежегодники ГДР и других восточноевропейских стран. Возможно и другое: правительство верило сообщениям БНД, но умышленно не использовало их в своей политике открыто, вероятно, опасаясь, чтобы в заинтересованных кругах боннской политики не возникло желания из чувства немецкой солидарности помочь режиму СЕПГ, что совершенно не пошло бы на пользу западногерманской экономике.

Вик постоянно использовал один метод получения и анализа информация, который уже второй президент БНД Герхард Вессель описал как важное оружие в разведывательном арсенале:

«К постоянному наблюдению за потенциалом иностранных держав относится также и наблюдение за их внутриполитической ситуацией. Прочность государственных и общественных структур, самоидентификация народа, прежде всего его ведущих слоев, с определенной идеологией или доктриной, действенность внутреннего или внешнего влияния на эти основополагающие положения и его нынешние или будущие последствия всегда будут играть роль для тех, кто определяет внешнюю политику. Быть квалифицированно осведомленным об этом часто намного важнее для руководства внешней политикой, нежели возможность взглянуть на какой-то документ, который хоть и может правдиво сообщить о тайных намерениях иностранной державы, но в определенных обстоятельствах очень быстро теряет свою актуальность».

В принципе, любой продукт разведки, который после получения и оценки информации включается в политический процесс, сталкивается с проблемой, будет ли он воспринят политиками, принимающими решения, и в какой степени они будут его учитывать в своей деятельности. Об этих трудно учитываемых действенных факторах постоянно помнят именно в кругах сотрудников разведки. «История разведывательной деятельности каждый раз свидетельствует, что важен не секрет, который добыла разведка, сам по себе, а то, поверят и поймут ли политики значение этого секрета». После окончания Холодной войны, падения ГДР и ее Министерства госбезопасности это в полной мере касается и историографии немецких секретных служб. Понимание и осознание значения, теперь уже в историографическогом смысле, определяют восприятие и имидж БНД, Ведомств по охране конституции и МАД в средствах массовой информации, общественности и политике. Это важно не только для изучения прошлого, но и для стратегий обоснования существования столкнувшихся после 1989–1990 годов с новыми задачами и опасностями органов безопасности ФРГ. Знания об их деятельности в Холодной войне — при всех недостатках демократического контроля и промахах в выборе средств для защиты свободно-демократического общественного устройства Федеративной Республики — помогают понять смысл и необходимость существования в государстве органов, занимающихся секретной деятельностью. Возражения генерала Гелена против «прозрачности» и «погони за имиджем» в работе секретных служб сегодня пора признать устаревшими. Признание ошибок и неудач хотя и выдает кое-что из внутренней жизни служб, чего те не хотели бы сообщать публике, но возможно еще больше оно свидетельствует об уязвимости и потребности в защите так называемого «открытого общества» на Западе.

Гелен попал в точку, говоря о дилемме существования не только его Службы: «Во все времена судьбу секретных разведывательных служб отягощали огульные обвинения в неудачах, даже тогда, когда на самом деле они могли бы похвастаться успехами». Службам приходится жить с таким почти устоявшимся их образом и смиряться с такой судьбой, что касается их современности и продолжающихся операций. Но высказанное Геленом в его эпоху замечание об изоляции секретных служб от общества: «В этом ничего не изменится и в будущем», уже не может сейчас быть признано абсолютно бесспорным, по меньшей мере в том, что касается прошлого. Ставшие открытыми для общественности архивы секретных служб США, а также документы «Штази» в Федеративной Республике доказывают, что научно-исторические исследования той части истории, которая касается секретных служб, не только возможны, но и необходимы. Даже английские спецслужбы, работавшие ранее в полной изоляции от общественности, начали рассекречивать для общественности некоторые документы об истории своей деятельности в Холодной войне. Фундаментом широкой научной и общественной дискуссии о смысле и пользе секретных служб могло бы стать и опирающееся на источники исследование истории западногерманских спецслужб.