Иосиф Гуммер - Это было в Калаче

Он достал из-под подушки планшетку с картой и несколько минут о чем-то размышлял. Потом сказал Цыганкову:

— Иди гуляй. Понадобишься со своими дружками — лейтенант передаст мое приказание.

Иван вышел во двор и сел на бревно возле калитки. Сердце учащенно билось. Кажется, теперь им найдут настоящее дело!

Вскоре из дома вышел лейтенант. Увидев Цыганкова, он обрадовался:

— Ну-ка, зови ко мне свою команду.

Когда ребята расселись вокруг стола, лейтенант расстелил карту.

— Обстановка, хлопцы, значит, такая. Немецкие автоматчики уже с правого берега постреливают. Но это только передовой отряд, опасности для Калача он не представляет. Зато возле этой балки, в трех километрах от реки, по нашим данным, накапливаются значительные силы. Тут уже пахнет чем-то серьезным. Знаете эту балку?

— Как облупленную! — воскликнул Цыганков. — Там еще Егорка один раз штаны порвал, когда тикал с бахчи от сторожа.

— Так вот. Нам нужно знать, есть ли в районе этой балки танки, сколько их, хотя бы приблизительно, какую технику подтягивает противник к этому участку.

Он оглядел друзей и добавил:

— Можно было, конечно, поручить такое ответственное дело нашим бойцам, да у них сейчас забот полон рот. Разведчики тоже заняты.

Лейтенант покривил душой. Ему не хотелось говорить, что после тяжелых оборонительных боев людей осталось очень мало, каждый боец был на счету. Вот почему командир решил обратиться за помощью к ребятам, тем более, что местность они знали отлично и могли без особого труда проскочить сквозь редкие немецкие посты на правом берегу.

— Ну как, справитесь? — спросил лейтенант и еще раз внимательно посмотрел на ребят.

Михаил Шестеренко спокойно глядел на командира, его взгляд говорил: «Какой может быть разговор? Справимся, конечно!» У Игната Михайлушкина и Егора Покровского глаза восторженно блестели. Павел Кошелев нетерпеливо ерзал на скамейке. Казалось, вот сейчас, немедленно, он сорвется с места и помчится выполнять поручение.

— Сдерживай Павла, — посоветовал лейтенант Цыганкову, когда они остались вдвоем. — По-моему, горяч чересчур.

— Все будет в порядке, — заверил Иван.

Собрались ровно в полночь на берегу Дона возле прибрежного кустарника. Иван придирчиво осмотрел ребят.

— Сними ремень, оставь его здесь, — приказал он Егору Покровскому, у которого поверх ситцевой в полоску рубашки был надет широкий командирский ремень с блестящей медной звездой. Ремень прислал Егору с фронта брат, и парень ни на минуту не расставался с подарком, вызывая зависть у остальных ребят.

Егор насупился.

— Сними, — повторил Цыганков. — Вернемся — снова наденешь. Если к немцам попадешься, так с таким ремнем горя не оберешься. А у тебя что под рубахой? — спросил он у Кошелева.

Павел ухмыльнулся и вытащил из-за пазухи две гранаты.

— Ого, — подались к нему ребята. — Где достал?

— Сумел, — засмеялся Пашка. — Пригодятся этой ночью, а, Иван?

— Спрячь здесь.

— Как это здесь? Мы же к немцам идем.

— Ты слышал, что сказал лейтенант? Никакого оружия, никаких стрельб. Мы — деревенские ребятишки, пробираемся домой. Все. Выложь гранаты. Да побыстрее, слышишь!..

Где-то справа раздался дробный стук нашего пулемета. Это был сигнал. Пора!

Бесшумно перемахнув через Дон, друзья перебрались в поросшую кустарником балку, уходившую далеко в степь. Крались по самому дну. Сверху изредка доносились голоса немецких часовых. Когда часовые остались позади, решили выбраться наверх.

— Помните, Иван Васильевич нам на карте показывал рощицу возле этой балки? — спросил Цыганков у товарищей. — Вот я и думаю — не иначе, как тут фашисты расположились. Другого подходящего места нет поблизости — степь кругом.

Подползая к роще, ребята увидели на фоне ночного неба силуэт автомашины с антенной.

— Рация, — шепнул Иван. — Штаб здесь, наверно. Не иначе…

Они пролежали больше часа, наблюдая за рацией. К ней то и дело подъезжали машины с гитлеровскими офицерами. Сомнений не оставалось: здесь находится штаб.

Машины проходили близко, в каких-нибудь двадцати метрах от притаившихся ребят, и Кошелев уже не раз вспоминал оставленные на том берегу гранаты. Сейчас бы, уверял он, фугануть парочку гранат и смыться по балке к Дону.

— Только спугнули бы, — шепотом отвечал Цыганков. — Штаб переменил бы место, и вся наша работа — насмарку.

Где-то в глубине рощи на малых оборотах заработали танковые моторы. Цыганков приказал ребятам продолжать наблюдение за дорогой, а сам вместе с Михаилом пополз туда, откуда доносился гул танков. Иван и Михаил ползли медленно, осторожно, то и дело замирая и прислушиваясь. Через полчаса они уже знали, что в роще сосредоточено свыше двадцати бронированных машин.

А приближавшийся с запада грохот гусениц помог ребятам догадаться, что к роще подходят новые танковые силы.

Близился рассвет, оставаться в тылу врага было опасно.

Благополучно переправившись через Дон, друзья вернулись к своим, и Цыганков показал лейтенанту на карте место расположения фашистского штаба и район сосредоточения танков.

И едва только засверкали первые лучи солнца, на рощу возле балки обрушились снаряды советской артиллерии.

Ребята сидели в беседке и вспоминали события позапрошлой ночи. Пришел лейтенант. Он долго молча курил, прислушиваясь к оживленному разговору, едва приметно усмехался, когда кто-нибудь из друзей, забывшись, начинал приукрашивать события. Впрочем, лейтенант не осуждал ребят, хорошо понимал их. Давно ли он был вот таким же отчаянным, бесшабашным мальчишкой. Мальчишеские драки с обоюдного согласия а окружении сверстников — только ради того, чтобы выяснить, кто сильнее; набеги на чужие сады и бахчи — только из-за таинственности и опасности, а не ради яблок и арбузов, которых было много своих; стремление пройти без билета в кино, чтобы показать ловкость, хотя деньги на кино мать дала; упрямое единоборство с самодельным турником — до кровавых мозолей… А потом — пересказы, воспоминания, во время которых нужно было обязательно чуть прихвастнуть, чтобы еще труднее показались преодоленные препятствия. Все мальчишки таковы. И, наверно, вот такое безобидное хвастовство появляется от стремления стать лучше, сильнее, выработать характер. В жизни все эти качества ой как нужны. Иван Васильевич почувствовал это на фронте с первых дней войны…

Цыганков сначала подумал, что Иван Васильевич прибыл с новым заданием для ребят, но у того, по-видимому, были другие соображения. Когда обсудили все подробности памятной ночи, лейтенант вдруг заговорил о рыбалке. О местах, богатых рыбой, ребята знали: каждая извилина на реке знакома им.