Иосиф Гуммер - Это было в Калаче

Он замолчал, устало лег на лавку.

— Уморился я. Слаб еще. Давай чуть отдохнем и подумаем, что дальше делать.

Решено было, что пару дней Павел будет скрываться в овраге, не показывая даже носа. Дед даст ему какую-нибудь теплую одежонку и еды. А через два дня двинутся они с лейтенантом в путь, попробуют пробиться через линию фронта к своим. Надо бы Ивану Васильевичу еще немного полежать, окрепнуть, да опасно, рискованно.

Ночью в намеченный срок Павел пробрался к деду в дом. Лейтенант уже ждал его. Через шею был перекинут автомат, в руках — пистолет.

— Сберег, — пояснил он. — И пистолет, и автомат. Как шел, как полз — не помню, а оружие, видишь, сберег. Возьми пистолет. Только без меня не стрелять, ни в коем случае. И вот еще возьми, — протянул он Павлу узелок с едой. — Дед дал на дорогу.

Сначала они пробирались по-над Доном, стараясь подальше уйти от хутора. Шли осторожно, замирая при каждом шорохе, малейшем шуме. Потом, чуть передохнув, уже смелее пошли дальше.

Часа через два лейтенант прошептал:

— Пора в степь. Пойдем слева от дороги. Я впереди. Доберемся до какой-нибудь глубокой балки — отдохнем, решим, что дальше. Пошли.

Он осторожно выглянул из прибрежных кустов, осмотрелся и быстро пошел вперед. Павел направился за ним, стараясь не отставать. Не успели они пройти и сотни шагов, как со стороны дороги раздался оклик!

— Хальт!

Оба упали на землю, замерли.

— Хальт! — повторился оклик. Тяжелые шаги нескольких человек послышались ближе.

— Давай пистолет, — прошептал лейтенант. — Вот так. А теперь — уходи.

— Иван Васильевич…

— Уходи, Павел, быстрее. Может, они тебя не заметят. Вдвоем не уйти.

— Я с вами.

— Выполняйте приказ, Кошелев, — резко прошептал лейтенант. — Быстро.

Неторопливо, словно собираясь отдыхать, Иван Васильевич положил перед собой пистолет, взял автомат в руки… Потом оглянулся, увидел Кошелева.

— Иди, парень, иди. Жив будешь — передай нашим все, что видел.

Павел пополз назад. Он был уже на полпути к кустам, когда раздалась автоматная очередь, послышались крики и ответная стрельба. Павел успел добраться до Дона, уйти далеко от этого места, а стрельба все еще продолжалась. Наконец после нескольких одиночных выстрелов все стихло.

Павел снова остался один.

Но теперь он знал, что ему делать. Надо бить врагов, бить умело, умно, стараясь не попасться им в лапы. Павел будет пробиваться к своим. А если подвернется случай — по пути отправит на тот свет нескольких гитлеровцев. Оружие есть в лесочке, где собирался отряд, и у Ильиничны в салу припрятан автомат. Опасно, конечно, но надо попробовать. Лучше всего к Ильиничне. Вряд ли полицаи все еще ждут Кошелева. А у Ильиничны можно будет отдохнуть, взять еду на дорогу…

Глубокой ночью Павел добрался до знакомого двора. Он осторожно забрался в сад и отыскал автомат. Потом, крадучись, пошел к дому. Почти возле самых дверей Павел почувствовал, что он во дворе не один. Остановился, прислушался. Было тихо-тихо. Но тишина эта не могла обмануть. Какое-то особое чутье говорило Павлу, что за каждым его шагом следят, что во дворе спрятались враги, которые вот-вот его схватят. Непонятно только было, почему они медлят. Очевидно, ждут, когда он войдет в дом.

С трудом подавляя желание убежать от этих невидимых глаз или, наоборот, быстро повернуться и дать по ним очередь из автомата, Павел, крадучись, осторожно пошел к дому. Возле самых дверей он прыгнул в сторону, забежал за дом, перемахнул через невысокий забор и побежал.

И сразу же улица наполнилась яростными криками, гулким топотом, стрельбой. Добыча ускользала, полицаи с фашистами бросились вдогонку. Пули не задевали Павла; возможно, враги хотели взять его живым и стреляли только, чтобы напугать. Но уйти не удастся: топот преследователей раздавался уже совсем рядом. У развилки дорог Кошелев прыгнул в яму и дал очередь. Он со злой радостью увидел, что несколько человек, бежавших впереди, упали. Остальные трусливо попрятались за дома.

— Что, гады? — закричал Кошелев. — Получили? Думали, легко взять?

Он выпустил еще одну очередь в появившихся из-за домов солдат. Фашисты снова попрятались. Видно, поняли враги, что этого мальчишку так легко не возьмешь, и решили переменить тактику. Одни залегли и открыли бешеный огонь, не давая Кошелеву высунуться из ямы, другие, прячась за дома, начали окружать небольшую яму, где сидел Павел.

Павел старался стрелять наверняка. Он выпускал короткие очереди и каждый раз с радостью убеждался, что выстрелы не пропадают даром. Еще одна очередь. Солдаты снова залегли. Еще очередь. Может быть, удастся уйти? Павел приподнялся. И сразу же сзади прогремел автомат.

Кошелев упал замертво. А через два дня фашисты расстреляли Ильиничну.

С тех пор прошло много лет.

Война все дальше уходит из памяти людей. Восстановлены города, села, фабрики, заводы, давно залечены тяжелые раны. И уже только по рассказам, по фотографиям да по памятникам знают нынешние ребята и девчата о страшной, большой войне.

Но бережно хранят люди память о тех, кто отдал свою жизнь за свободу, независимость и счастье народа.

На окраине Калача стоит скромный деревянный обелиск, под которым похоронены трое ребят. Нет такого дня, чтобы сюда не приходили школьники Калача. Они идут к этому обелиску группами, в одиночку, идут в праздники и будни; в дни, когда весь город чествует погибших героев и когда кому-нибудь хочется побыть наедине с самим собой, со своей совестью, проверить силу, стойкость своей души, своего характера.

Раньше здесь каждый день бывала старая седая женщина. Несколько лет тому назад Александра Дмитриевна умерла. Брат Цыганкова бережно хранит маленькую фотографию, где Иван снят вместе со своим классом, метрическую запись о его рождении и медаль «За оборону Сталинграда», которой посмертно награжден Иван Цыганков.

А ребята из местной школы создали целый музей Цыганкова и его друзей. Они собирают воспоминания, документы, рассказы очевидцев. Пионерская дружина этой школы с гордостью носит имя Ивана Цыганкова.