Иосиф Гуммер - Это было в Калаче

Цыганков задумался о том, что будет с ними дальше. Да, по всей вероятности, у гитлеровцев нет никаких фактов, подтверждающих партизанскую деятельность отряда. Но разве врагам обязательно нужны факты? Им достаточно малейшего подозрения, чтобы расстрелять любого. Неужели расстреляют? При этой мысли Иван особенно сильно почувствовал, как ему хочется жить. Хорошо, что Павел не попался. Он там, на свободе. Милый Пашка, друг ты мой лучший! Отомсти за нас, если случится беда. И расскажи людям, что ребята погибли, не склонившись перед врагом.

Как живой, встал перед Иваном образ комбрига Ильинова. Он советовал не рисковать, беречься, говорил им об учебе после войны. Нет, товарищ полковник, не придется нам снова сесть за парты, видно, не судьба. Нам иная доля выпала. И мы не жалуемся на нее. Мы держим экзамен не перед школьным учителем — перед всем родным краем. Какие бы испытания нам ни предстояли, мы выдержим их до конца.

Валя, милая, хорошая девушка Валя, памятью о тебе клянусь выстоять, не согнуться перед ненавистным врагом.

В эту ночь Иван вспомнил многих: лейтенанта, деда Григория, машиниста дядю Андрея, Катю, Тоню… Каждый из них внес свою долю в народное дело. И они, ребята, тоже участвовали в борьбе.

Голова Вани Цыганкова склонилась. На него навалился тяжелый сон…

Больше мать Ивана не видела.

Но нашлись в Калаче люди, которые видели юных героев после того, как к Цыганкову приходила его мать. Василий Бородин был годок и сосед Ивана. С приходом врага Василий по утрам угонял корову в займище, пряча ее от немцев, и возвращался поздно вечером. Он почти ничего не знал о делах небольшого отряда. Только кое-какие слухи до него иногда доходили.

Через день после ареста Цыганкова в дом Бородиных ввалились полицейские. Они потащили Василия к старосте. Долго допрашивали, не верили, что сосед и товарищ Ивана ничего не знает о его делах. А потом заперли в каморке. Здесь Бородин и увидел ребят. Измученные, избитые, лежали они в углу.

— Ваня, — позвал Бородин. — За что вас так?

— Не знаю. Ничего не знаю.

Утром Бородина выпустили.

Последним свидетелем черного злодеяния гитлеровцев оказался Анатолий Чертихин. В то время ему было 10 лет. В этот день нашел где-то Чертихин настоящую красноармейскую пилотку, да еще с красной звездой. Гордо напялив ее на голову, он вприпрыжку побежал к ребятам. Не успел завернуть за угол, как столкнулся с группой полицейских. Между ними шли трое мальчишек. Одного Чертихин запомнил, он был в сероватом свитере. Чертихин узнал Ваньку Рыжего, как звали на улице Цыганкова.

Больше ничего не удалось рассмотреть. Полицейский сорвал с головы Чертихина пилотку и закатил такой пинок, что тот отлетел на несколько шагов. Но он успел услышать, как Цыганков сочувственно проговорил:

— Что, парень? Досталось?

Арестованных ввели в дом, где размещалось гестапо. Как ни мал был Чертихин, а знал он, что из этого дома одна дорога: на расстрел. Припал парнишка к щели в заборе и увидел, как вытолкнули из дома троих ребят. Окружив их плотным кольцом, полицейские повели арестованных к ельнику. Чертихин пробрался в лесок. Он услышал залп и увидел, как первым упал Цыганков…

Не дождавшись Цыганкова и Шестеренко, Павел догадался, что произошла беда. Он остался один, совершенно один! Куда теперь идти, что делать? Павел метался по лесочку, где обычно собирался отряд, ждал кого-нибудь из друзей в заветной землянке, выходил наружу с автоматом в руках, готовый в любую минуту встретить врага.

Друзья будут молчать — в этом Павел не сомневался. Но Бараков хорошо знает, что повсюду с Цыганковым был он, Кошелев. Жаль, не убрали Баракова вовремя. Где ты сейчас, фашистское отродье? Небось рыщешь по Калачу в поисках Кошелева. Так иди, иди сюда. Павел Кошелев сумеет отомстить за друзей.

А может, не ждать, самому пойти в Калач? Добраться до комендатуры, полоснуть гадов из автомата, а потом — что будет. На миру и смерть красна.

Почувствовав, что вот-вот заплачет от напряжения, обиды и злости, Павел вытер лоб, разжал окостеневшие пальцы. Что это он, в самом деле, так раскис? А как бы поступили сейчас настоящие подпольщики, партизаны? Они тоже бы ждали смерти? Нет, надо взять себя в руки.

Павел лег в траву. Неугомонный степной ветер играл с деревцами, заставляя их то наклоняться, то выпрямляться. Яркие звездочки, щедро рассыпанные по черному небу, вели между собой неторопливый разговор, время от времени подмигивая Кошелеву, словно приглашая и его принять участие в этой беседе. Все было таким привычным, обыденным, мирным, что не верилось в огромное несчастье, обрушившееся на Кошелева, его друзей, на всю страну. А может, и вправду ничего нет — ни войны, ни фашистов, ни предателей; может, все это кошмарный, страшный сон, стоит только быстро открыть глаза, встряхнуть головой — и засияет день, выйдут на улицу разнаряженные казаки, казачки, между ними ребятишки, заиграет кто-нибудь песню… А потом начнутся игры, пляски. А дома у Ильиничны будет ждать вкусный праздничный обед и на закуску — мягкая, почти разварившаяся кукуруза с маслом и солью.

Ильинична… Павел приподнялся. А что, если пробраться к ней, незаметно, огородами. Старая все знает.

Она расскажет, она посоветует.

Павел решительно перекинул через голову автомат и пошел из лесу. Но чем ближе он подходил к опушке, тем настойчивее в нем звучал трезвый голос, предупреждающий, что к Ильиничне идти не следует. Павел замедлил шаг, остановился. Фашисты и полицаи, конечно, следят за домом, ждут, когда Павел появится. Бараков хорошо знает, что Кошелеву больше деться некуда. Так что же — самому отдаться ему в лапы — вот, мол, я, возьми. Да еще подвести Ильиничну.

Нет, надо уходить отсюда, уходить скорее. И никаких автоматов, никакого оружия. Подальше от этих мест, а там будет видно. Может, удастся через фронт пробраться к своим.

Павел припрятал автомат и, стараясь держаться леса, пошел в сторону Ляпичево.

Рассвет застал его на окраине Ляпичево. Хутор казался мертвым — ни лая собак, ни пения петухов, ни мычания коров — ни звука. Только тяжелый топот солдатских сапог. Часовой. Значит, в Ляпичево фашисты. Надо раздобыть еды, переждать день и ночью идти дальше — до Мариновки. Там живет родственница Ильиничны. И как он сразу не догадался двинуть в Мариновку?

Павел осторожно пробрался на чей-то огород, присел между грядок и потянул к себе огромную тыкву. Правда, от сырой тыквы сыт не очень-то будешь, но, в конце концов, какая ни есть, а еда.

Плеть подавалась с трудом. Павел дернул сильнее, плеть неожиданно оборвалась, и он повалился на грядки.

В это время из дома вышел маленький седой старичок. Прикрыв слезящиеся глаза ладонью, он долго смотрел в огород. Непонятно было — видит он или нет притаившегося Кошелева. Так прошло несколько томительных минут. Потом старичок, с трудом передвигая ноги, пошел прямо к Кошелеву.