Николай Загородный - Раскрытие тайны

«Да, но где его искать, с чего начинать завтрашний день?» — снова и снова возвращался он к одной и той же мысли.

Пошел уже второй месяц с того дня, как капитан Клокотов взял к себе коричневую папку с делом № 1125, но поиски преступников ни к чему не привели. Кражи в магазинах повторялись всё чаще, стали регулярными, совершались то в одном, то в другом совершенно противоположном месте. Хищники повели себя еще более вызывающе. Отпустив слесаря Шилова, Клокотов на следующее утро снова должен был выехать в еще один обворованный продовольственный магазин. Как всегда, здесь были оставлены те же пустые бутылки, два стакана, окурки. Но в этот день на дверях в подсобное помещение оказался новый необычный документ — наколотый на гвоздь мелко исписанный листок с «резолюцией» ночных посетителей. Судя по всему, преступники, роясь в кассе, вместе с остатком выручки обнаружили и «Жалобную книгу». На одной из последних ее страниц запись оставил какой-то покупатель по фамилии Назаренко. Он возмущался и требовал от администрации магазина отпускать все купленные товары аккуратно завернутыми в бумагу. На этой жалобе ночные посетители написали размашисто красным карандашом:

«Уважаемый гражданин покупатель, рекомендуем брать товары без бумаги, мы тоже вынуждены брать без обертки».

— Так это тот же почерк, черт побери, — выругался Клокотов, сорвал с гвоздя листок с жалобой, в который раз уже вспоминая запись на сигаретной коробке.

Теперь графическая экспертиза подтвердила вывод капитана.

— Записи сделаны одной и той же рукой, — сказали капитану криминалисты после исследования почерков в институте.

Клокотов мог бы быть удовлетворен этим заключением эксперта уже хотя бы потому, что его профессиональное чувство оказалось точным с самого начала. Но он сказал устало и недовольно:

— Пойдите, поищите хозяина этой руки…

А в магазинах появлялись всё новые записки, бросавшие вызов уже не только одному следователю.

Заведующий продуктовым магазином № 6 получил от начальника местного отделения милиции строгое предписание — в два дня разгрузить двор и ближнюю улицу от пустых бочек и ящиков. На этом предписании, оставшемся на ночь на столе завмага, на следующий день появилась «резолюция», сделанная красным карандашом:

«Дорогой товарищ начальник! Надо следить не за пустыми бочками из-под огурцов и капусты, а за ворами, что куда важнее для вашей службы!».

Наконец, в одни из тех дней Клокотова вызвал к себе полковник.

— Затягиваете, Илья Васильевич, очень затягиваете, — медленно проговорил он и даже не предложил капитану стул. — Читайте! — он передал несколько исписанных карандашом листков, поступивших на имя начальника восемнадцатого отделения милиции Буренкова.

«Дорогой начальник, — читал Клокотов, — вы нас извините за то, что мы с корышком хозяйничали на вашей земле. Не обижайся, дорогой начальник, взяли у тебя немного, у других больше. Зато совет вам дадим хороший и преполезный. Людей твоих надо больше гонять, плохо они службу свою несут, плохо задания твои выполняют. Мы как раз недавно резали решетку, и вдруг ровно в двенадцать в подъезде, как снег на голову, появляется твой лейтенант. Мой корыш успел поставить на место вынутое стекло и спрятался под лестницу, а я остался, как голенький. — «Что тут делаете?» — строго спросил меня. — «Девчонку поджидаю…» «Ага!» — этот лопух засмеялся, козырнул мне на прощанье и ушел. А мы ушли только с рассветом, с первыми петухами. Всё было, понятно, в полном порядке. Заметь, что натурой мы ничего не берем.

Обещаем тебе, дорогой начальник, заключить с тобой договор о ненападении и больше на твоей земле хозяйничать не будем, перекочуем в другие отделения. А с капитаном Клокотовым мы еще потягаемся. Передайте ему наш поклон».

— Слышите, даже поклон передают, играют, как кошка с мышью… — сказал полковник и вдруг осекся.

Клокотов, конечно, хорошо понимал, что каждый упущенный день — это тысячи рублей похищенных преступниками государственных средств. Понимал и то, какая ответственность за эти хищения лежала на органах милиции, на нем самом. Слова полковника о кошке и мышке, как лезвием прошлись по его профессиональному самолюбию. Густые темные брови капитана настороженно сошлись на переносице, руки тяжело оперлись о стол.

— Э, батенька мой, да я ведь по-дружески, — увидя потемневшее лицо Клокотова, сказал совсем мягко полковник. Вышел из-за стола, усадил капитана на диван и опустился рядом. Он был недоволен собой. Сам свыше двадцати лет был следователем. Знал, что у следователя, как у влюбленного юноши, бывают и минуты радости и отчаяния. А Клокотов, по-видимому, переживал последнее. За этот месяц с небольшим он похудел, осунулся, под глазами появились черные разводы. Ему нужна была поддержка, а не упрек. И полковник стал вспоминать различные случаи из своей практики, говорил о том, что ложные пути в работе следователя иногда неизбежны, но что они в конечном счете приводят к истине.

— Не сегодня, так завтра появятся новые обстоятельства, и вы убедитесь, Илья Васильевич, в том, что проделанная уже вами работа принесет свои результаты, — сказал он на прощанье.

Так оно и оказалось в действительности.

Шикарная Клавдя была теперь довольна Семеном. Она не упрекала его больше за деньги. Лучшие куски, захваченные ею из буфета, попадали уже на тарелку не Фимке Жадану, а Семену. И за пивом теперь чаще бегала сама Клавдя, а иногда, насупив свои рыжие брови, уходил Жадан. Семен же, удобно устроившись на диване, лениво потягивался за хрустящим огурчиком или подходил к новенькому телевизору «Рекорд» и по-хозяйски настраивал его.

Так было и в последний вечер. Фимка ушел с коричневым бидоном за пивом, а Семен, облокотившись на валик дивана, наслаждался какой-то снедью и поглядывал на экран телевизора. Видимо, чувствовал он себя, как кот в масленицу. Всё здесь было в его власти, всё подвластно ему. Клавдя в новенькой прозрачной, как стекло, блузке из нейлона положила ему голову на колени и, не сводя глаз, смотрела в лицо.

— Скучно, Семушка, может, в Крым мотнемся… Тебе надо отдохнуть…

Семен сперва нахмурился. В последние дни Клавдя стала что-то слишком приторной. Надо бы бросить всё, вернуться домой, — стал подумывать. Да как бросить, когда она всего обвила…

Вдруг разговор о Крыме вызвал новую мысль. «Надо бы сделать перерыв, на время скрыться, а то слишком зачастил», — подумал он. Эта мысль пришлась по душе.

— В Крым, так в Крым, только надо бы на дорогу что-то добыть.

Белая пухлая рука Клавди гладит Семена по щеке.