Семен Паклин - Южный Урал, № 12

— Ну, Коленька, что ты нам сегодня принес? — ласково протянула Капитолина Кондратьевна.

Лицо Коли приняло разом официально-торжественное выражение. Развернув свою папку, он проговорил:

— Я принес вам, Капитолина Кондратьевна, такое, за что вы, конечно, будете мне благодарны. Это касается именно тех коничек, с которыми вы никак не можете справиться.

Лицо Волооковой, только что насмешливо-приветливое, чуть заметна дрогнуло. Стараясь не подать вида, что слова Коли задели ее, она с иронией попросила:

— Давайте уж ваше спасение.

Коля положил перед Волооковой пачку бумаг.

— Что это такое? — округлила та глаза.

— Вы помните, Капитолина Кондратьевна, инженера, который зимой приезжал к нам с бригадой из Научного института. Так вот здесь он советует нам, по примеру Ленинградского завода, калить эти конички в защитной газовой среде.

— Ах, подумайте, какой он умный, этот инженер! А мы без него и не знали! — вспылила Волоокова. — Да где ее взять-то, защитную среду? В Ленинграде они создают ее светильным газом от газового завода, а у нас его нет и не будет! Где взять? Он не говорит об этом?

— Говорит, — робея, сказал Коля. — Вот здесь он прилагает схему и чертежи новой советской установки для создания защитной атмосферы, действующей на керосине. Эта установка разработана у них в институте и дает хорошие результаты.

— Это, Коля, она у них дает, — ехидно улыбнулась Волоокова, — в институте. У нас вон в цехе тоже стоит установка. Построили когда-то! Прекрасные результаты сулили, а стали пускать, пробовать, — она и не работает. Ей и название рабочие дали «Чортова батарея».

— Нет, уж это вы, пожалуйста, не говорите, Капитолина Кондратьевна, — возразил Коля. — Техника движется вперед. То, что нельзя было сделать десять лет назад, сегодня…

— Ну, ладно, ладно, Коля! — замахала Волоокова рукой. — Знаем. Ты скажи лучше, где нам установку взять, раз она такая хорошая? Самим можно сделать?

— М-м, нет, — замялся Коля, — инженер пишет, что скоро они, такие установки, будут выпускаться одним из московских заводов.

— А-а, — разочарованно протянула Волоокова. — Ско-оро. Скоро — это значит, через год, через два. А нам нужно немедленно что-то делать. Вот прямо сейчас, сегодня, завтра. Чем он нам в беде нашей поможет, твой инженер? Ему хорошо из института советы давать. А вот пусть он на наше место сядет, тогда посмотрим, что у него выйдет. Вот так-то… — уже смягчаясь, проговорила она, видя замешательство Коли. — А ты говоришь — помощь!

Лаптев пришел в бюро на другой день. Привел его главный металлург завода Шитов, представил Тихона Петровича Волооковой и ушел. Лаптев был хмур и неразговорчив. Волоокова приняла его ласково.

— А-а, здравствуйте! Мы вас все тут еще вчера ждали с нетерпением.

— По правде сказать, я особенного нетерпения не испытывал, собираясь к вам, — хмуро улыбнулся Лаптев.

— Во-от как? — удивленно протянула Волоокова. — Так, может быть, вы скажете об этом главному металлургу, а не нам?

— Сообщил уже, — коротко уронил Лаптев.

— Ну и что же?

— Ничего. Говорит, что я на этом месте нужнее. Так что я просил бы указать мне мое рабочее место и ввести в курс обязанностей.

— Что ж, пожалуйста, — поджала губы Волоокова, уже с неприязнью рассматривая нового сотрудника.

Незаметно поглядывали на Лаптева и другие работники бюро. Елена Осиповна кидала на хмурое лицо Лаптева быстрые, внимательные взгляды. Она начинала чувствовать непонятное удовлетворение от всего его вида, от хмурого, сосредоточенного лица, высокого, прорезанного острыми морщинами лба, от всей сухощавой, собранной фигуры новичка.

Двое мужчин удовлетворились беглым осмотром.

«Поработаем вместе — узнаем», — решили они.

Не так философски-спокойно отнеслась к появлению в бюро Лаптева девушка-лаборантка. Лаптев сидел спиной к ее столу. Чтобы увидеть его в лицо, девушка нетерпеливо встала, села за стол рядом с Еленой Осиповной.

Сперва Лаптев показался ей совсем некрасивым. Разглядев резкие черты его лица, большой тонкий нос, тонкие губы, она разочарованно вздохнула.

Но Лаптев в это время оторвал взгляд от стола, посмотрел на нее в упор, и девушка задержала сорвавшийся невольно вздох.

У Лаптева были большие серые глаза, глядели они смело, прыгали в них какие-то озорные искорки. Девушка быстро встала из-за стола, весело понеслась куда-то по каким-то срочным, неотложным делам, радостная, сама не зная отчего.

Помолчав минуту, Волоокова без прежней приветливости, сухо и официально проговорила:

— Что ж, рабочее место вам приготовлено, — она указала на стол, а в курс дела вы войдете постепенно. Сейчас пока с Еленой Осиповной сходите в цех, который будете вести.

Зазвонил телефон. Волоокова, послушав, нахмурилась, сказала: «хорошо», и повесила трубку.

— В первом термическом цехе опять партия коничек изгорела. Пойдем, Лена. Идемте и вы, Тихон Петрович.

По обеим сторонам просторного пролета первого термического цеха — бок о бок, рядами расставлены длинные приземистые закалочные печи.

Не посвященный в таинства термической обработки человек, попав сюда, наверное, с удивлением будет наблюдать, как работают печи. Люди только готовят им пищу, следят за ними. Поэтому и работает здесь одна бригада на весь цех.

Бригада мастера Верлизара Назаровича Такутдинова, попросту называемого дядей Васей, заканчивала смену, когда на пятой печи снова случилось несчастье. То ли прибор ошибся и печь перегрелась, то ли человек прозевал и детали пересидели в печи лишнее время, только из печи посыпались изгорелые, с толстыми наростами окалины, конические шестерни бокового привода.

Конички — как их называли на заводе — были самыми массовыми и самыми точными деталями из проходивших обработку в первом термическом цехе. Их не шлифовали после закалки, как другие детали, — не было на заводе станка для этой цели; поэтому конички должны были выходить из цеха почти такими же точными, как пришли. Всего сотые доли миллиметра давались на окалину.

Уже два года первый термический цех испытывал неудачи. Правда, не часто, но все-таки бывали случаи, когда целые партии коничек уходили в брак. Это ставило под угрозу программу всего завода. Вот и сегодня около полусотни деталей отобрали контролеры из закаленной партии и сбросили на пол у печи, когда пришел узнавший о несчастье дядя Вася.

Он горестно сдернул мятую кепку с круглой седой головы и долго стоял перед кучей изгоревших коничек, как бы отдавая последний долг погубленному человеческому труду.

И первое, что бросилось в глаза Лаптеву, пришедшему вместе с другими инженерами в цех, была эта грусть старого бригадира.