Семен Паклин - Южный Урал, № 12

— А я Тихон Петрович, — с шутливой важностью сообщил ей Лаптев, скрываясь в дверях.

На другой день Лаптев сказал своей начальнице:

— Кажется, Капитолина Кондратьевна, я нашел выход из тупика с коничками.

— Да что вы говорите? — притворно удивилась та.

— Вполне серьезно! Я считаю, что достаточно увеличить скорость нагрева деталей и окалина не успеет образоваться в таком большом количестве.

— Конечно, так, Тихон Петрович, это — азбучная истина, — улыбнулась Волоокова, переглядываясь с сотрудниками.

— Ну вот, видите, — не обратил внимания на ее улыбку Лаптев. — Поскольку уменьшить нагрев мы не можем, то…

— То что же, Тихон Петрович? — еще раз взглянула Волоокова на сотрудников, уже догадываясь, что скажет ей Лаптев.

— То я предлагаю увеличить скорость нагрева. Этим мы сократим время нагрева и, следовательно, уменьшим возможность образования окалины.

— Скажите-ка! — удивилась Волоокова, пряча усмешку. — То, что вы предлагаете, Тихон Петрович, известно из любого учебника по термообработке, да у нас-то это нельзя применить, потому что конички при быстром нагреве коробит. Понимаете, коробит! Мы это сами проверили.

Лаптев чувствовал, как краска стыда заливает его лицо. Как же он раньше не подумал, что шестерни может покоробить при быстром нагреве! «Ах, чорт возьми, как глупо получилось!» И он сидел напротив Волооковой не в силах поднять вдруг отяжелевшую голову, зная, что опять наткнется на насмешливые улыбки сотрудников. «Ах, чорт возьми, — повторил он про себя, — в первый же день так опростоволоситься перед сотрудниками! Конечно, они все смеются сейчас над ним. И поделом дураку!»

И вправду сотрудники смеялись над Лаптевым. Только Елена Осиповна сидела молча, наклонясь низко над столом.

«Ну, зачем он так? — думала она со стыдом и жалостью. — Почему не посоветовался сначала со мной? Ведь договорились же вчера работать вместе. Я бы ему рассказала, что скорость нагрева установлена уже самая предельная, что теперь даже самое малейшее ускорение приводит к тому, что детали коробит».

Чтобы как-нибудь вывести Лаптева из неловкого положения, Елена Осиповна сказала Волооковой:

— Все же, Капитолина Кондратьевна, что-то надо делать с этими коничками — иначе нам нельзя появляться в цехе.

— А мы вот возьмем да и не допустим больше брака, — спокойно проговорила Волоокова. — А заодно и цеху докажем, что если точно соблюдать режим и строго следить за приборами, то брака не будет.

— Да что же мы можем сделать?

— А вот что. Вас теперь двое. Вы и станете с товарищем Лаптевым поочередно дежурить в цехе и следить за режимом закалки. Попутно возьмите контрольную термопару и будете через каждые полчаса проверять температуру в печи — контролировать, правильно ли показывает ее потенциометр. Вот и не будет брака. Понятно?

— Понятно, — упавшим голосом проговорила Елена Осиповна. — Выходит, караульщиками будем?

— Если понадобится для завода — будем караульщиками, — сухо сказала Волоокова.

Лаптев молчал. Что может сказать человек, только что так опозоривший себя!

Вдоль кирпичной стены первого термического, позади закалочной печи, в которой нагревают конички, стоит батарея из пяти стальных баллонов.

Батарея покрыта толстым, в палец толщиной слоем сухой, сыпучей пыли, местами поржавела, затянулась паутиной.

В цехе давно уже махнули рукой на эту «чортову батарею», и рабочие приспособились вешать свои кепки, спецовки и узелки с завтраком на ее манометры и вентили.

Лишь немногие из цеховых старожилов помнят печальную историю этой батареи, несколько лет тому назад кем-то построенной для светлой закалки деталей.

Предполагалось, что установка, разлагая обыкновенный керосин на нейтральные газы, создаст в термической печи такую защитную атмосферу, в которой нагретые стальные детали совершенно не будут окисляться.

Сведущие люди знают, сколько хлопот и канители доставляет термистам окалина.

Она не дает инженерам точно работать. Деталь входит в печь обработанная до тысячных долей миллиметра — до микрона, но никто не скажет, какого размера она из нее выйдет. Сколько стали изгорит? Может, доля миллиметра, может, микрон, а может, целый миллиметр. А может, на одном боку столько-то, а на другом — вдвое больше. Вот и нужно после закалки деталь снова шлифовать, подгонять под размер. Нужно обдувать деталь песком, снимать окалину, чистить, одним словом, тратить массу труда и средств.

Поэтому когда на заводе узнали, что в первом термическом цехе строится установка, которая будет калить детали без всякой окалины, — в цех начались экскурсии. Группами и поодиночке шли рабочие, инженеры, студенты-практиканты посмотреть на чудо-батарею, узнавали срок пуска.

Руководство завода решало: кому поручить пуск новой установки? Выбор пал на Капу Волоокову, тогда уже, несмотря на молодость, достаточно опытного инженера термиста.

Волоокова деятельно принялась за работу. Она быстро привела установку в рабочее состояние, еще раз проверила ее и назначила день пробного пуска.

Накануне Капитолина Кондратьевна еще раз все продумала, прорепетировала на месте и утром, до гудка, явилась в цех. Там уже ждали калильщики и рабочие из соседних цехов. Пришли руководители завода.

Немножко волнуясь, Капитолина Кондратьевна разогрела установку, затем проверила нагрев печи и, открыв вентиль, заполнила ее защитным газом. Загрузили детали. Начался безокислительный нагрев. Все стали ждать.

Через полчаса Капитолина Кондратьевна почувствовала легкое головокружение, но не обратила на это внимания.

Она то и дело подходила к установке, проверяла приборы, записывала все в журнал. Однако головокружение не проходило.

Взглянув на присевших у печи калильщиков, она заметила нездоровую бледность их лиц, вынула из сумочки зеркало, взглянула на себя и не на шутку встревожилась. И без пудры ее лицо было матово-белым, в висках стучало, голова сильно кружилась.

Спустя полчаса Капитолину Кондратьевну вместе с десятью другими пострадавшими увезли в карете скорой помощи. В больнице у всех признали отравление окисью углерода, или попросту говоря — обыкновенный угар.

Вернувшись через два дня на работу, Капитолина Кондратьевна поняла, что нужно было сначала тщательнейше, герметически закупорить все щелочки и дырочки в печи, а потом можно уже начинать светлую закалку.

Еще около полугода бились с «чортовой батареей», прочно получившей это название от рабочих. Иногда удавалось с ее помощью получить серенькие, без окалины детали, иногда их выгружали из печи почерневшими, с пузырьками.

В конце концов Капитолине Кондратьевне надоело без толку возиться с установкой, опыты забросили, об установке забыли. Так и стояла она в цехе, награжденная обидным, враждебным названием, безропотно принимая на свои вентили и манометры кепки и спецовки калильщиков. Только Капитолина Кондратьевна, изредка посещая цех, сердито хмурила брови, увидев батарею.