Валентина Пономарева - Голова Медузы Горгоны

Которая уж неделя подходила к концу с тех пор, как Яков влился в банду Конаря. Он вошел в доверие, выполнил свое основное задание. В губчека его уже ждут. Пора. Тем более, что возвращаться придется не с пустыми руками. Теперь не поможет Конарю его хитрая уловка, что выручала не раз. Даже распустив банду по квартирам, он вряд ли соберет ее снова: в одном из газырей черкески чекиста надежно спрятан список.

Но Яков чувствовал, что не может уйти сейчас, хотя для этого ему стоило лишь сесть на коня. Ночь скроет его, а к утру он будет уже под Моздоком. Но что станется с теми, кого Конарь бросил в сарае у колодца? Не покатятся ли завтра их головы от шашек озверевших бандитов? А что будет с той гордой девчонкой?

Скиба снова привязался:

— Чего молчишь? Ты скажи: за бабу свою, что ль, боялся? Не бойсь, не отобью!

— И хотел бы, да не сможешь.

— Пошто так?

— Слабак ты, Скиба! Хилый мужик. Тебя любая баба ляжкой задавит…

— Ты брось! Я ведь и доказать могу!

Щербатый ухмылялся, видя, что разгорается спор. Он никогда не встревал в чужие дела. Но пикантная тема разговора задела и его. Он не против бы и посмотреть…

Заметно было, что Скиба перепил; хотя на ногах стоял еще крепко. А когда услыхал, что Яков лениво бросил ему: «Трепач!», сорвался с места.

— Давай об заклад! — заорал он, приглашая Щербатого в свидетели. — Об заклад давай! Если моя возьмет — в морду тебе! При честном народе по морде! Идет?

— Отчего же не идет? Давай! Если не совладаешь — мой приговор будет. Только где же ты доказывать станешь? — Яков хитро прищурился. — Баб, вроде бы, на хуторе свободных нет.

— А девка? Девка, что взяли в Эдиссее! Сгодится?

— Ну, это ты брось! — всполошился Щербатый. — Конарь те даст за девку. Мне велел доглядывать, чтобы, окромя его, никто не лез к Ульяне. Видать, самому приглянулась…

Скиба растерянно заморгал, а Гетманов все подзадоривал:

— Конец спектаклю! Против Конаря и сам Скиба — заяц.

— Что мне Конарь? — кипятился Скиба. — Хватит командовать! Захочу и возьму!

Он подскочил к Щербатому:

— Давай ключи! Друг ты мне али нет? Слышь?

Щербатый заелозил на лавке, достал ключ от сарая, в котором были заперты пленные.

— На. Мне чего… Мне ничего… Только я не знаю, понял? — он тупо уставился на споривших и забормотал: — Баба — она что? Баба — она вроде степу. Сколь там казаков гуляет — бог весть! Мне что? Идитя. А я чур! Я ничего… — Щербатый попробовал было подняться, но рука скользнула по лужице шмурдяка. Телохранитель атамана уткнулся щекою в стол и захрапел.

Скиба с Яковом направились к сараю. Вокруг было тихо. Давно смолкли пьяные голоса. Возле сарая сладко посапывал на чурбачке часовой, обхватив винтовку обеими руками. Скиба долго возился с замком. Наконец, дверь певуче заскрипела на ржавых петлях. В темноте метнулась в угол Ульяна.

— Не боись, не боись, подь сюды, — шептал Скиба, судорожно отстегивая наган, шашку. Он швырнул их вместе с поясом к выходу и, растопырив ноги, приближался к девушке. Та вскрикнула и испуганно прижалась к стене.

Часовой всполошился, вскинул винтовку:

— Эй, чего надо?

— Тихо! Не шуми! — предупредил его Гетманов.

— А… Это ты, сотник!

— Зенки со сна не продрал? Ступай спать!

— Дак я…

— Ступай, ступай! Девка — не твоя забота. А этих я сам присмотрю. Приказ такой есть…

— Ну, коли приказ, — успокоился часовой.

Он не заставил повторять: вскинул обрез за плечо и скрылся в темноте. Яков дождался, когда его торопливые шаги затихнут, и шагнул в сарай.

Молча, боясь разбудить людей, Скиба выкручивал Ульяне руку. Он зажал ей рот, сбил на сено и пытался подмять. Но девушка все время ускользала.

И вдруг кто-то сильным рывком поднял Скибу на ноги. Ульяна снова метнулась к стене. В лунном свете она разглядела, как на сене боролись двое. Яков отшвырнул от себя бандита и протянул руку к голенищу. Скиба в ярости снова бросился на него, но наткнулся на удар, замер на мгновение, с хрипом выдохнул воздух, сделал два нетвердых шага и рухнул на сено.

Ульяна в ужасе заслонилась рукой. Яков вытер рукавом пот с лица и шагнул к девушке. Та вытянула руки вперед и забормотала:

— Прости, господи, прости, прости… — Вскрикнула тихонько, отчаянно: — Нет! Не-е-ет!

— Дура! Окстись!

Девушка замолкла.

— Где остальные?

Она непонимающе глядела на него.

— Остальные где? — громче переспросил Яков. — Милиционеры?

За перегородкой послышался возбужденный шепот пленных.

— Товарищи! — окликнул Яков.

Шепот смолк.

— Как только открою дверь — по коням. Коновязь напротив. Гоните к Моздоку. Я прикрою, если что…

— А оружие? — спросили за стенкой.

— Кони. Да вот у девчонки возьмете наган и шашку. Готовы?

За перегородкой зашуршали сеном и смолкли. Яков подтолкнул Ульяну к проему двери и протянул ей оружие Скибы.

— Ты тоже с ними. Я догоню вас. Предупреди, чтобы гнали напрямик.

Он вышел на залитую лунным светом площадку перед сараем и внезапно остановился: по направлению к коновязи шли с мешками двое бандитов, видимо коноводы. Медлить было нельзя. Яков рванул на себя двери сарая. Пленные бросились к коням. Бандиты кинули мешки и заметались на дороге:

— Братушки! Тревога! Эй! Тревога!

Кто-то из них пальнул наугад, но дробный топот уже затихал вдали. Яков лихорадочно отвязывал повод. Пальцы не слушались. Какой-то пьяный дурак затянул ремешок тугим узлом. А вокруг уже захлопали калитки, поднялся гомон. К коновязи бежали казаки. Не разобравшись спросонок, в чем дело, хватали оставшихся коней. Яков вскочил, наконец, в седло.

— За мной! — громко отдал он команду. — Пленные ушли!

А из хат выбегали все новые казаки. Поднялась стрельба. Паника росла с каждым новым криком, с каждым выстрелом.

— Куда ушли? — спросил Якова казак, скакавший рядом с ним.

Гетманов махнул клинком в противоположную сторону.

— Догоняйте! Они без оружия. А я к Конарю.

Всадники исчезли в темноте, а Яков, повернув коня, скользнул мимо покосившейся мазанки, выскочил в степь и дал коню волю.

Сердито выл холодный ветер. Сильными порывами обрушивался он на одиноко стоявшего человека, рвал полы его шинели и, казалось, хотел сбросить с высокой скалы в серую мутную воду.

Шестые сутки томился полковник Лукоянов в небольшом кабардинском ауле, что прилип к крутому скалистому берегу холодного Баксана. Шестые сутки он слушал несмолкаемый грозный гул.

Неделю назад старый Мутакай, который еще при царе делил с Лавровым все тяготы армейской жизни, заявил, что нужно ждать десять дней, и потом на все вопросы полковника упрямо и немногословно отвечал:

— Горы сами скажут…

Княгиня Муратова сначала терпеливо и безразлично ждала перехода. Она знала от Лукоянова, что должен приехать человек от Лаврова и привезти им документы и деньги. Но человека все не было, и княгиня, заскучав, тоже стала спрашивать старого Мутакая, когда же откроется перевал.