З. Зорина - О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?

Как мы видим, просто физической принадлежности Y-а Х-у, его связанности с Х-ом недостаточно. Анализ показывает, что подобные выражения корректны, если предмет Y функциональноподчинен предмету Х, несет какую-то из его непосредственных функций.

В самом деле, ручка выполняет очевидную вспомогательную функцию двери, а прибитый к стене крючок никакой функции стены не выполняет, поэтому, в отличие от выражения ручка двери, выражение *крючок стены аномально. Входная дверь дома также выполняет непосредственную функцию дома, тогда как внутренняя дверь (в кухню) функцию дома не выполняет, поэтому сказать дверь дома о входной двери можно, а о кухонной нельзя. Заметим, что о кухонной двери допустимо сказать дверь кухни, а о коридорной ?дверь коридора уже сомнительно, поскольку не вполне ясно, какую функцию коридора она выполняет (у коридора может и не быть двери). Аналогично объясняются и выражения крыша дома и *потолок дома.

Стало быть, генитивная форма Y Х-а выражает не отношение «Y — часть целого Х-а», а отношение «Y несет одну из частных функций Х-а». Более детально это можно выразить так:

(16) Y Х-а (конфигурационное значение) = ‘Предмет Х является функционально самостоятельным относительно предмета Y, который функционально подчинен Х-у и осуществляет одну из его функций’.

Дефиниция (16) дает пример конфигурации системного уровня, образованной предметом Y и его функциональной частью Х.

Естественно задаться вопросом: откуда носитель языка знает, когда можно, а когда нельзя употребить эту форму родительного падежа? Ведь заучить все случаи распределения функций между частями предмета невозможно. Остается предположить, что человек (его интеллект) автоматически «вычисляет» функции предмета и других связанных с ним предметов и тем самым конституирует функциональную самостоятельность и подчиненность предметов. Например, прибил человек ручку к двери или крючок к кухонной стене — и в его текущем системном представлении сразу же возникли отношения: ‘ручка функционально подчинена двери’ или ‘крючок функционально независим от стены’, причем совершенно безотносительно к его желанию высказываться по поводу возникших отношений. Если же такое желание и в самом деле возникает, нужные отношения уже давно сформированы и «готовы» для языковой референции (и экспликации).

Поэтому ребенок с определенного возраста самостоятельно начинает понимать, что выражения дверца / ящик письменного стола правильны, а выражения *стул / *книга / *ключ письменного стола неправильны, даже, если они называют стул, постоянно стоящий у стола, ключ от его дверцы или книгу, лежащую в его ящике.

Часто это объясняют тем, что ребенок действует по аналогии. Его один раз поправили, указав, что, в отличие от выражения сучок дерева , выражение *гвоздь дерева , отнесенное к гвоздю, вбитому в дерево, неправильно, и далее ребенок по аналогии отделяет правильные генитивные формы от неправильных. Это распространенный аргумент, который, ничего не объясняя, создает лишь видимость ясности. И в данном случае он сомнителен, ведь в отличие от дверцы или ящика стола, выполняющих его частные функции, стул, книга и ключ никаких функций собственно стола не выполняют. В то же время легко придумать предмет, в котором тот же (чужеродный) гвоздь будет его частью. Например, если вешалка представляет собой доску на петлях, в которую вбито несколько гвоздей в качестве крючков, вполне корректно сказать левый гвоздь вешалки . Не аналогия, а очевидная функциональная включенность гвоздя в предмет делает это выражение корректным.

Мы видим, что на системном уровне формируется тотальная структура функциональной зависимости / независимости физически связанных предметов, которая проецируется на довербальный уровень и наделяет его элементы отношением функционального подчинения либо функциональной независимости. В результате на этом уровне возникают самостоятельные предметы и части предмета — физически связанные с ним и функционально ему подчиненные (ножки стула, сучки, ветви и листья деревьев и пр.). Подчеркнем: это интерпретация — относительная характеристика предметов, а не свойство, присущее им объективно. Она отражает те роли, которыми наделяет эти предметы человек.

Отношение ‘часть — целое (Y — физическая часть Х-а)’, напротив, отражает качественные («объективные») взаимосвязи предметов довербального уровня. Оно представляет собой прототипреферентов данной формы генитива.

2. Интерпретации системного уровня. Как мы видели, референция генитивной группы (16) подготовлена неосознанной интеллектуальной работой мозга человека, который, осуществляя интерпретацию субстанциальных образов довербального представления (мира твердых тел), устанавливает между ними отношение функциональной подчиненности / независимости и тем самым конституирует самостоятельные предметы (= функционально независимые элементы) и части предмета (= функционально подчиненные элементы).

Совершенно аналогично обстоит дело и с лексическими значениями, рассмотренными выше. Например, для образования референции слова старый , скажем, к конкретному костюму — референту слова костюм носитель языка должен сначала осуществить интерпретацию увиденного костюма: провести анализ его реального состояния и по внешним признакам понять и оценить его функциональные свойства (состояние таксономического признака). А иногда требуется еще учесть особенности текущей ситуации и определить, остался ли данный костюм среди любимых вещей его обладателя, не вышел ли из моды и пр. Только после такой операции интерпретации носитель языка может осуществить референцию прилагательного к этому костюму — сказать о нем старый, новый, поношенный и пр. Однако носитель языка практически всегда такую интерпретацию и осуществляет (или может при желании осуществить), глядя, допустим, на вошедшего человека или на костюм в комиссионном магазине. Причем он делает это, как правило, непроизвольно и подсознательно. Поэтому он всегда может не раздумывая осуществить указанную референцию.

Следует, однако, иметь в виду, что даже упрощенное значение (12) слова старый (~ ‘предмет-референт, который под действием времени оказался в конечной фазе своих изменений’) весьма абстрактно и применимо к широкому классу самых различных объектов (людям, растениям, вещам, шуткам, мыслям и пр.). Поэтому носитель языка должен обладать большими и разнообразными знаниями о мире, чтобы уметь осуществлять правильные интерпретации окружающих его предметов, т. е. определять, в какой фазе изменений они находятся и вызвана ли эта фаза именно действием времени, т. е. глобальным изменениями мира(и тогда можно говорить о старости), или действием частных (локальных) причин, касающихся только объекта. Когда, скажем, человек находится при смерти (на пороге выпадения из таксона «человек») вследствие болезни, а не действия времени («естественных причин»), это вовсе не означает, что он стал старым) и т. д.