Александр Андреев - Эсеры. Борис Савинков против Империи

Петр Столыпин с семьей после взрыва на Аптекарском острове жил в хорошо охраняемом Зимнем дворце. Ежедневно они ездил на доклад к Николаю II в Петергоф, но только морем – на оцепленной Лебяжьей канавке он садился на катер, по Неве шел до Лисьего Носа и пересаживался на яхту. Савинкову удалось найти среди ее экипажа матроса-эсера, но связь с ним была очень затруднена, пронести на яхту он ничего не мог, о планах Столыпина ничего не знал и мог сообщить только маршруты, места стоянок и время передвижений председателя правительства империи.

Налет на катер Столыпина на Неве другим эсеровским катером ничего не гарантировал, бросить в него бомбы с хорошо охраняемых Николаевского и Дворцового мостов было невозможно. Террористы фиксировали каждый выезд Столыпина к царю, но сделать ничего не смогли.

Савинков предложил атаковать Столыпина с бомбами и револьверами на выходе из подъезда Зимнего дворца. Азеф сказал об этом Герасимову и Столыпин стал выходить всегда в разное время. Десять террористов с бомбами, конечно, не могли долго ждать премьера на забитых филерами и сыщиками Дворцовой площади, на Набережной Мойки и Миллионной улице. Время, которое тратил Столыпин на проход от подъезда до катера составляло меньше минуты. Если бы пятьдесят боевиков его бы атаковали, Столыпин все равно бы успел спрятаться в подъезде Зимнего дворца.

На Дворцовом мосту был взят торговавший в разнос Сулятицкий, с паспортом крестьянина, и был отправлен на родину для установления личности. По дороге Сулятицкому удалось бежать.

Азеф собрал общее совещание в финских Териоках, и террористы решили подготовку покушения на Столыпина прекратить. Центральный Комитет настаивал продолжать. Азеф вернулся продолжать, а Савинков создал в Генсильгфорсе школу террористов, начав подготовку убийства петербургского градоначальника фон дер Лауница. Филеры, узнавшие от Азефа об этом все, плотно обложили его группу, при этом не особенно скрываясь, и Савинков был вынужден остановить работу. В октябре все террористы Боевой Организации собрались на совет в финской Иматре. Азеф доказывал Савинкову, что предатель это спасший его Сулятицкий, завербованный во время ареста, но с его заместителем такие провокации не удавались. Савинков даже зло заявил, что подобным подозрением Азеф оскорбил лично его.

Еще в сентябре на совещании членов Центрального Комитета эсеров Азефа, Савинкова, Чернова, Натансона, Слетова, Крафта и Панкратова было решено убить Столыпина несмотря ни на что. Говорили даже об атаке подъезда Зимнего дворца Столыпина живыми бомбами – боевиками в динамитных панцирях, но решили, что не вправе жертвовать жизнью своих товарищей по оружию.

В Петербурге боевики, они же посыльные, торговцы в разнос, извозчики имели паспорта, конспиративные квартиры, все необходимое для совершения террористического акта, но все было напрасно. Наблюдение за Столыпиным велось несколькими группами во многих местах, все работали самоотверженно, с увлечением, фиксируя большое наличие филеров. Азеф так расставлял боевиков, что они в течение месяца ни разу не встретили председателя правительства. Столыпин, знавший, что за ним ведется охота, требовал от Герасимова исключить возможность даже случайного покушения, и господин главный имперский охранник успокаивал второе лицо государства, говоря, что по правилам Боевой Организации наблюдатели выходят на маршрут всегда без оружия, чтобы исключить возможность случайного ареста.

Боевая Организация успешно работала на холостом ходу и была под полным контролем Петербургского Охранного отделения, без малейших практических результатов. Герасимов даже выдвинул идею продолжать этот как можно дольше, чтобы опустошить эсеровскую партийную кассу, но она была более чем полна – на революцию жертвовали представители всех слоев общества – купцы, промышленники, адвокаты, литераторы, рабочие, студенты, чиновники.

Азеф говорил членам Центрального Комитета: «Полиция слишком хорошо изучила все наши старые приемы, и в этом нет ничего удивительного; ведь у нас все те же извозчики и торговцы, которые фигурировали еще в деле Плеве. У нас нет ничего нового, и при старой технике ничего и не придумаешь нового». Азеф по совету Герасимова внушал партийцам мысль, что осенью 1906 года центральный террор ужу совершенно не возможен. Все больше и больше боевиков обращали свои взгляды на Бориса Савинкова.

Вся империя знала, что знаменитый террорист великолепно и отчаянно сорвался с приготовленной ему виселицы, совершил сказочный и удачливый побег, и все газеты много раз смаковали все подробности его севастопольской эпопеи. Он стал самым популярным человеком в партии эсеров, а члены Боевой Организации просто боготворили его и готовы были отдать за него жизнь. После Севастополя Савинков стал вождем-руководителем, самым опытным и самым старым боевиком, живой историей Боевой Организации.

Друг легендарных Ивана Каляева и Егора Сазонова, Савинков создал в Боевой Организации атмосферу братства и полного доверия, «нашего рыцарства». Все эсеры знали о его личном совершенном мужестве, не раз смотрел прямо и открыто в глаза смерти, и был готов умереть за революцию на эшафоте не дрогнув. Он устроил в партии обсуждение проблемы – может ли один человек отнимать жизнь у другого человека, и имперское общество всенародно обсуждало, полезно ли для блага миллионов подданных убийство представителя власти, который приносит вред народу. Умнейший Михаил Гоц называл Савинкова «надломленной скрипкой Страдивари». Убийство для террористов Боевой Организации стало тяжелой необходимостью, а гибель на эшафоте – радостным подвигом. Савинков стал выдающимся террористом-организатором, талантливым конспиратором, который умел выходить из несусветных ситуаций и положений, несколько раз чудом уходил от неминуемого ареста. Именно он стал называть себя и своих товарищей «революционными кавалергардами» и «охотниками за черепами», с офицерским понятием чести. Савинков, вернувшись после севастопольского дела в террор, быстро понял, что в нем происходит что-то не то и настоял на совещании в финской Иматре. Валентина Попова вспоминала:

«На Иматре финн-активист, хозяин небольшой гостиницы «Отель туристов», находившейся совсем близко от вокзала, предоставлял Боевой Организации в полное распоряжение свое учреждение. Там хранился динамит, а в одном из номеров расположилась динамитная мастерская. Здесь находили надежный приют боевики, если обстоятельства в каких-либо экстренных случаях принуждали их скрыться из Петербурга. Прислуга отеля, по словам хозяина, была верная, надежная. Мы чувствовали себя там свободно, в полной безопасности, но это гостеприимство нам впоследствии дорого обошлось.