Николай Стариков - Процесс антисоветского троцкистского центра (23-30 января 1937 года)

Норкин:Этот документ я видел.

Вышинский:Значит, вас предупреждали, что при такой системе снабжения углем имеется опасность взрывов и что меры предупреждения, принимаемые вами, недостаточны?

Норкин:Эта записка была написана не мне, а директору ГРЭС; и меры принимались не мною, а Пономаревым.

Вышинский:Я знаю. А вот вам, Норкину – начальнику Кемеровского строительства – была адресована записка такого содержания: «При этом прилагаю докладную записку на мое имя заведующего котельным цехом Пономарева об опасностях для станции, возникающих при сжигании некоторых углей… Имея ваше устное распоряжение о сжигании углей, на основании которого я в свою очередь дал распоряжение заведующему котельным цехом, вопреки существующего письменного распоряжения, и имея в виду, что размол некоторых углей может дать взрывы, опасные для оборудования, прошу вас дать указания о прекращении подачи нам этих углей»? Такой факт тоже был?

Норкин:Да, подтверждаю.

Вышинский:Известно ли вам, что инспектор труда 31 января 1936 года сообщил заведующему котельным цехом – тому же Пономареву, с указанием «срок выполнения – немедленно», что на основании ст. 148 Кодекса законов о труде «…вторично предлагаю выполнить указания, отмеченные в таких-то актах, о прекращении сжигания углей, во избежание взрывов…» Это тоже факт?

Норкин:Да, вот это – основной диверсионный акт, который мною лично был проведен.

Вышинский:Имели ли вы какое-либо отношение к террористической деятельности вашей подпольной организации?

Норкин:Я знал, что такая работа проводится.

Вышинский:Что же вам было известно о террористической деятельности?

Норкин:Мне было известно, что убийство Сергея Мироновича Кирова – это осуществленный организацией террористический акт. Я знал, что троцкистская организация намечает и подготовляет целый ряд других актов против руководителей партии и правительства. В такой постановке эти вопросы были мне известны.

Вышинский:Какое вы занимали партийное положение в последнее время?

Норкин:Я был членом краевого комитета партии и членом бюро городского комитета партии.

Вышинский:И одновременно были членом подпольной троцкистской, антисоветской, террористической, диверсионной, шпионской и вредительской организации?

Норкин:Да.

Вышинский:Были ли у вас такие случаи, чтобы вы оказывали членам своей подпольной организации некоторые услуги, используя свое положение члена краевого комитета партии?

Норкин:Все то, что я узнавал в крайкоме, угрожавшее троцкистской организации и отдельным ее членам, я, разумеется, немедленно использовал либо в порядке сообщения, либо в порядке учета.

—

Отвечая на вопрос государственного обвинителя, почему он после его ареста не сразу сознался в своей преступной деятельности, Норкин показывает, что в этом смысле на него оказала сильное влияние статья Пятакова о его отношении к процессу троцкистско-зиновьевского центра.

—

Вышинский:Вы говорите о статье в «Правде»?

Норкин:Я говорю о статье, в которой Пятаков кричал: «Браво, браво, чекисты». Я не мог истолковывать эту статью иначе, как сигнал к тому, чтобы всячески крениться, как директиву: «Держись».

Я думал, что, значит, у Пятакова есть средства продолжать борьбу. Хотя для меня была ясна, в момент ареста и даже до этого момента, безнадежность борьбы, но я все-таки держался при аресте довольно длительный срок.

Вышинский:А потом почему решили отказаться?

Норкин:Потому, что есть предел всему.

Вышинский:Может быть, на вас нажали?

Норкин:Меня спрашивали, разоблачали, были очные ставки.

Вышинский:Как вы вообще содержались, условия камерного содержания?

Норкин:Очень хорошо. Вы спрашиваете о внешнем давлении?

Вышинский:Да.

Норкин:Никакого давления не было.

Вышинский:Можно лишить человека хорошего питания, лишить сна. Мы знаем это из истории капиталистических тюрем. Папирос можно лишить.

Норкин:Если речь идет об этом, то ничего похожего не было.

Вышинский:Улики вам предъявлялись достаточно веские? Сыграли роль предъявленные вам улики?

Норкин:Сыграло роль, конечно, то, что я понял безнадежность борьбы и понял необходимость выявления всего этого дела.

– Отвечая на вопрос председательствующего, какими методами предполагал троцкистский центр захватить власть в период 1935–1936 гг. и на какие при этом силы внутренние и внешние центр рассчитывал, подсудимый Норкин показывает, что основными методами были: террор, вредительство и диверсия, а также привлечение иностранного капитала и максимальное ему благоприятствование в виде концессий и т. д. Что же касается сил внутри страны, на которые предполагал опереться троцкистский центр, то, в первую очередь, имелись в виду кулацкие элементы. Кроме того, в беседах с Пятаковым обсуждались вопросы о привлечении иностранных сил и, в первую очередь, – Германии.

—

Председательствующий:Последний вопрос. Когда в июле 1936 года Пятаков давал задание подумать об организации поджога химкомбината, вы высказали опасение, что могут погибнуть рабочие?

Норкин:Это есть в показаниях, и я не один раз высказал, а многократно высказывал.

Вышинский:Что вам ответил Пятаков?

Норкин:Пятаков ответил, что жертвы неизбежны. При этом он привел ту фразу, которую я вчера подтвердил: «Нашел кого жалеть».

ДОПРОС СВИДЕТЕЛЯ ШТЕЙНА

(Штейн дает показания на немецком языке)

Председательствующий:Свидетель Штейн, как ваше имя и отчество?

Штейн:Алекс Михайлович.

Председательствующий:Вы должны дать показания по делу подсудимого Шестова. Где вы работали в Советском Союзе в последнее время?

Штейн:В Ленинске. Я был прорабом по монтажу электрических станций.

Вышинский(к переводчику): Будьте любезны спросить свидетеля Штейна, знает ли он Шестова?

Штейн(через переводчика): Я познакомился с Шестовым в 1934 году.

Вышинский:С тех пор вы часто с ним встречались?

Штейн:Я встречался с Шестовым несколько раз.

Вышинский:Часто ли вы виделись с Шестовым?

Штейн:Часто.

Вышинский:В течение нескольких лет?

Штейн:В 1934, 1935 и один раз в 1936 году.

Вышинский:Я прошу свидетеля Штейна подтвердить, тот ли это Шестов, которого он знает?

Председательствующий:Пожалуйста, свидетель Штейн, посмотрите на сего обвиняемого (ука зыва я на Шестов а).