Татьяна Москвина - Люблю и ненавижу

Так или иначе, одинокий страдающий человек – специальность Сокурова. Его предмет: художественный, философский, педагогический. Более одиноких людей, чем вожди ХХ века, трудно себе представить, и Сокуров исследует их исковерканную душу, их вызывающее существование, их духовную изоляцию не без пристрастия. Гитлер взят им в минуту отдыха, Ленин – в болезни, Хирохито – в миг поражения. (Кстати сказать, выясняется, что Гитлер не способен отдыхать, Ленин не смиряется с болезнью, а Хирохито не осознаёт поражения). Все эти люди не ничтожны, они – необычны, необычайны. На каждом шагу не встретишь, даже в истории такие редко попадаются. И самооценка, и уровень притязаний у них титанические – да только они сами далеко не титаны. Неизвестно, какие даймоны к ним слетали, какие потусторонние дудочки пели и какими ветрами в эти злосчастные головы надуло столько гордыни. Впрочем, возможно, вожди ХХ века концентрировали в себе главный источник войн – агрессию масс, об этом очень убедительно напомнил недавно неигровой фильм Ивана Твердовского «Большие игры маленьких людей». В любом случае, эти белковые тела слишком много взяли на себя. Этого людям – не положено.

Но Император-то сокуровский понял это. Его отречение от божественного происхождения – отречение от проклятой миссии. Из-под зловещей, жестокой маски властителя Острова выглядывал забавный, инфантильный вроде бы человеческий зародыш – а потом он взял, да и свергнул тяжкую маску. «Я не Бог!» – сказал себе и людям счастливый наконец-то человек…

Я предложила читателю всего лишь собственное прочтение Иероглифа.

2005 г.

(О фильме Алексея Балабанова «Жмурки»)

Составители анонсов довольно легко могут отделаться от нового фильма Алексея Балабанова «Жмурки», твёрдо поместив его в рубрику «чёрная комедия в духе Тарантино». Однако эту операцию можно смело признать бессмысленной: она явно неадекватна картине. Тарантино – глобальное явление стиля, безразличного к моральным ценностям, а Балабанов – сын трудового народа, и любое его творческое высказывание так или иначе задевает обострённое чувство национального. Соль «Жмурок» – в ядовитом сатирическом огне, который горит в душе режиссёра, лихо и весело расправляющегося с бандитской романтикой в кинематографе. Можно сказать, что «Жмурки» – это «Анти-Бригада». Балабанов истребляет все претензии русских бандюков на героическое, претензии, которые они так щедро финансировали. Жадно оплачивая запредельную эстетизацию своих рыл, братва надеялась пролезть без спросу в царство прекрасного: погуляли и хватит, похоронил вас Алексей Балабанов. «Жмурки» – могила криминального романтизма: ни людей, ни героев, одни уроды. Хотя они и покупают гамбургеры, а в одной бригаде даже действует чёрный (Г. Сиятвинда) – это наши уроды, не ошибешься, и «Эфиоп» недаром так свирепо настаивает на том, что он русский. Он русский, и это многое объясняет.

Действие картины происходит в 90-е годы, в замызганном провинциальном городе (для этих целей сгодился непарадный Нижний Новгород, как сгодился бы, в общем, любой русский город), по которому на убитых тачках рассекают мужчины разного возраста и разной степени «отмороженности». Основная интрига (сценарий Стаса Мохначёва и Алексея Балабанова) прочитывается не без труда и отпечатка оригинальности не имеет. Суть в том, что некий мент (В.Сухоруков), решив по легкому срубить капусты, подбивает трех уродов забрать кейс с деньгами у людей Сергея Михайловича, бандитского Папы (Н. Михалков). В кейсе оказывается героин. Папиным пацанам (Д. Дюжев, Ал. Панин) приходится отбивать порошок, по пути превращая большое количество живых белковых тел в трупы. Всё у них получается. Окрылённые удачей, пацаны преспокойно решают кинуть Папу и отправляются в Москву за счастьем, которое, судя по финалу, сбывается с неумолимостью русской сказки. А жмурки – это игра такая: если, стреляя себе в висок, зажмуришься, значит, проиграл.

Но суть не в сюжете, а в людях, общем колорите, атмосфере и энергии фильма. Перед нами новые люди нового русского мира, ставшего теперь нашим боевым прошлым – люди вне идеологии, вне традиций, вне культуры, вне общества. Люди ниоткуда и сами по себе. Тонкий слой человечности, прикрывавший животные инстинкты, свернулся в 90-е как кислое молоко и был без труда слит. Осталась голая простота первобытной агрессии. Если бы учёные научились расшифровывать разговоры крокодилов или варанов, они были бы, наверное, более содержательными, чем те разговоры, что разговаривают персонажи фильма «Жмурки». У наших уродов будто напрочь вылетел этап становления, развития, оформления во взрослую особь – встав с горшка в детском саду, они вместо пластмассовых пистолетов взяли в ручонки настоящие, и так и живут внутри дурацкой инфантильной игры. Забирай и беги, поймают – не признавайся. В этой игре есть условно старшие и условно младшие, но они легко могут поменяться местами – это вам не «крёстный отец», а русский беспредел, русская вольница, которая во сто крат хуже, гаже, страшнее, чем русская зона.

Вот, казалось бы, главный распорядитель игры – бандитский Папа, в правильном малиновом пиджаке, с бычьей шеей и визгливым голосом, налитый тёмной яростью и комическим самоупоением король уродов. Никита Михалков играет блестяще, как всегда, и как всегда его игру малость портит то обстоятельство, что Никита Михалков знает, сколь блестяще он играет. Рыжий паричок, имитирующий детскую стрижку (такой же носят и отморозок Корон-герой С. Маковецкого, и мент Сухорукова) придает облику председателя Союза Кинематографистов неописуемо юмористический оттенок, а его реплика, обращенная к незадачливому архитектору, испортившему камин: «Ну всё – карачун тебе, церетели» – рискует стать классической. В «Жмурках» Михалков совершенно на месте, поскольку его имя можно смело присвоить одному из самых распространённых национальных типов. В любой большой компании вы найдёте того, у кого грудь шире, усы круче, голос громче, повадка напористей, бумажник толще, баба блондинистей – короче говоря, «никиту-михалкова». Русский доминирующий самец, как правило, за редким и неприятным исключением, чем-то да похож на свой эстетический первообраз. А с точки зрения искусства, Папа «Жмурок» – прямой потомок Проводника из «Вокзала для двоих», предприимчивый жулик восьмидесятых, заматеревший до бычары девяностых. Все эти Папы давно уже в гробу, на зоне или притаились на дне жизни, малиновые пиджаки истлели, а бывшие Папины шестёрки рулят в пределах Садового кольца. Посему оттенок ласковой насмешки, которым окрашивают этот буффонный образ артист и режиссёр, вполне точен.