Татьяна Москвина - Люблю и ненавижу

Нет, никто никаких дел Жириновского и знать не хочет. И никакой компромат на него невозможен. Во– первых, никто ничему не удивится. Во– вторых, не поверит. Ибо – не нужно, совсем не нужно. Все обычные критерии требовательности «бедных русских» к политикам заканчиваются там, где начинается Жириновский. Он надышал, обворожил, выговорил, наволхвовал себе уж такую особенную территорию, зону, сферу и является в эфир вместе с ней, и все нападки здравого смысла ему – как об стенку горох.

Кто его знает, как обстоят дела в плотной реальности. Наверняка, надо думать, Владимир Вольфович там своего не упустил. Недаром астролог Линда Гудмен заметила о типичных представителях зодиакального созвездия Тельца, к которым относится и наш герой: «Вряд ли вы когда-нибудь встретите Тельца в очереди за бесплатным супом». В любом случае материальное благополучие Жириновского имеет бесспорную и честную основу самоотверженного, неистового, абсолютно самостоятельного труда. Пятнадцать лет политического творчества, ораторского искусства, личным артистическим гением, потом и криком заработанная проходка на четырёх выборах в Госдуму! Да какая проходка – с запасом, с ветерком. Ни разу не пришлось Владимиру Вольфовичу волноваться, перешагнет он треклятый пятипроцентный барьер или нет. Народным политическим артистом становится человек, не сильно похожий на среднестатистического русского, оригинальнейшая личность, позволяющая себе вести себя по законам вольной художественной импровизации. Под обвинения в клоунаде, нацизме, психических и сексуальных отклонениях и семи смертных грехах, Жириновский три пятилетки осуществляет мечту принца Гамлета – он, именно он, связывает разорванную нить времён, и по нему можно изучать историю новейшего российского парламентаризма. Правильно сказал о нём однажды Борис Немцов – «классик».

Эволюция? Нет, не то слово. Не идёт оно Владимиру Вольфовичу. Я бы употребила куда более подходящее ему, великолепно-античное – «метаморфозы». Каким он выскочил когда-то к своему народу, смех вспомнить. Какой-то истероид в кудряшках сомнительного рыжего оттенка, личико блинчиком и речи – диарея врасплох. Кайф в нём, конечно, был уже тогда. Среди гранитных физиономий, изрыгающих чугунные казённые речи, появилось всё-таки живое лицо. Говорил он о самом себе, с чувством и аппетитом. «Родился я в Алма-Ате, в 1946 году, мама русская, отец юрист». Страна первый раз утёрла слёзы от смеха, а Владимир Вольфович начал победоносное шествие по ту сторону разума.

Говорят, проект «ЛДПР» возник в недрах КГБ для воплощения идеи управляемой демократии. Я в этом сомневаюсь. Мне кажется, это Жириновский возник в недрах КГБ и сказал, что у него есть проект. Излагал он его приблизительно часов шесть. После чего у тогдашнего тамошнего руководства что-то щёлкнуло в голове. Реальность куда-то поплыла, и руководство, неопределённо улыбаясь, прошептало что-нибудь вроде: «Это очень интересно, Владимир Вольфович, давайте попробуем. Детали позже»…

Рыжина с него давно сошла, уступив место благородной серебристости. Нынче Жириновский – одно загляденье. Римские патриции отдыхают. Профиль чеканный, анфас лепной, губы высокомерной скобкой, костюмчики сидят как влитые, интонации отшлифованы до алмазного блеска. И глаза из-под насупленных бровей – умные-преумные и хитрые. Дядя Коля доволен – «Ишь ты, Вольфович-то какой стал…полированный».

Да, изрядная произошла шлифовка-полировка, так и тут наш герой – в ногу с народом. И мы научились отличать Армани от Берлускони и тыкать пальцами в компьютерные клавиши, и баловаться боулингом, дайвингом и серфингом. Но шлифуясь-полируясь, многие утратили, если имели, одно дивное свойство, которое Жириновский сохранил в неприкосновенности, – дар искренней, моментальной и остроумной реакции на ситуацию.

Помню какое-то Первое мая. Происшествий нет, выборов нет, телевизионщики от скуки бегают по известным людям и спрашивают, как они собираются проводить праздники. Наш сидит на даче, говорит, что ждёт родственников. «А вы любите родственников, Владимир Вольфович?» (Мгновенно, без паузы): «Нет, не люблю. А за что их любить? Злые, завистливые. Но – ничего не поделаешь, родные! Родная кровь!»

В чём прелесть этого ответа, который никто из публичных политиков не позволил бы себе никогда? А вот в этом. В его неожиданности, невероятности. Это классическая реприза, и за способность спонтанно продуцировать подобные тексты Жириновского и обожают все СМИ разом. Но при этом, реприза имеет вид искренности, продиктованной подлинным чувством. Это личное чувство – и оно же массовое. Миллионы россиян собираются встретить Первомай с родственниками, которых терпеть не могут, но – «Ничего не поделаешь, родные! Родная кровь!» А Жириновский берёт и откровенно формулирует скрытые эмоции этих миллионов. Вот что такое талантливая демагогия. Это не ругательство, а искусство разговаривать с массами и для масс, и здесь лидеру ЛДПР не было и нет равных.

Но массы массами, а любой ценитель словесности не может не заметить в речах Жириновского и лексическую и ритмическую изысканность. И ещё что-то, какие-то весёлые вихри энергичного, насмешливого и незлого духа, пляшущего без явной корысти, для собственного удовольствия. Вот идёт последняя перед выборами 2003-го года программа «Свобода слова» (НТВ). Парад амбиций, потоки заверений, мартиролог проблем. Всерьёз озабочен продовольственной безопасностью России солидный руководитель Аграрной партии Михаил Лапшин. Но он знает (пиарщики подсказали), что нельзя всё время народ грузить, надо иногда чего-нибудь пошутить, не так, разумеется, как злодейский Вольфович, а по доброму, по крестьянски. И Лапшин говорит, что на плакате партии изображена девушка, красивая, здоровая, а почему она такая красивая и здоровая? Потому, что кушает только отечественные продукты.

Что-то в этом китче зацепило Жириновского. «Ну, и где ваша девушка? – осведомляется он. – Нет девушки. И хлеба нет. Ничего нет. Одна ложь. Коровы сдохли, трава завяла. (Лапшину) – Водички попей, успокойся! Ничего нет, всюду красные бароны сидят. Себе наворовали и сидят. В хлеву. Чучела. И одна ложь. Развалили страну! Где девушка? Ничего у них нет. И не будет. (С удовольствием глядя на возмущенное лицо Лапшина) – Валидольчику ему дайте, валидольчику! А то он тут у нас окочурится ещё…»

Вот что это за текст? Это, откровенно говоря, чёрт знает что, а не текст. Разве ж так можно вести себя в приличном обществе, да ещё будучи в эфире федерального канала! Но публика и по ту и по эту сторону экрана начинает как-то странно себя вести. Чего-то люди сгибаются пополам, машут руками, едва переводя дыхание.