Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное

Ах, попасть бы вслед за Фандориным в ту эпоху, когда на одной грядке этой странной земли наливался соком томат, а под другой грядкой плескалась созревшая нефть! Когда земля стала преображаться, обрастая набережными, театрами, купальнями, яхт-клубами, – и мусульманский поселок затерялся в новой псевдо-греко-франко-романской оправе!

…Но тут пришла советская власть.

Советская власть этого черноглазого смуглого растущего мальчика одела в казенную гимнастерку, – стандартизировала, покрыла типовыми зданиями, учредила типовые присутствия.

Я видел снимки советского Баку. «Каспийской жемчужиной» его можно было назвать, лишь понятия не имея о жемчуге.

Впрочем, и не имели.

Мечети и церкви закрывали. Дворцы отобрали – говорят, Сона-ханум, та самая любимая жена миллиардера Тагиева, безумной нищенкой бродила по городу. Старый город ЦК компартии хотел снести. Черный город стал спальным районом с нефтезаводами. Деньги от нефти уходили в Москву, которая бросала их в костер социализма. Несколько «сталинских» зданий, выстроенных пленными немцами с роскошеством, наследующим прежней эклектике, либо оседали грузными мастодонтами, либо не меняли погоды.

Баку был причесан под гребень унылой социалистической эстетики с ее памятниками на пьедесталах. И на холме над городом высился кирпич гостиницы «Москва».

Расставание с Москвою было ужасно. 20 января 1990-го вошедшие в город советские танки и бронетранспортеры, подавляя местный сепаратизм (он же право народа на самоопределение) перестреляли и передавили несколько сотен человек, – вот почему о Горбачеве в Баку лучше не заикаться.

Прогулявшись по 7-километровой набережной, которая ныне зелена, одета в гранит и мрамор, дойдя до новеньких футуристических корпусов Центра мугама и Музея ковра, до Маленькой Венеции (там прорыты каналы, по ним плавают гондолы – это на грани хорошего вкуса, но дети в восторге), имеет смысл повернуться спиной к морю. В гору идет фуникулер. Наверху, на горе, ровные черные надгробья образуют тихую Аллею шахидов, то есть павших героев: таково в азербайджанском значение этого слова, и другого значения нет. Гостиница «Москва» снесена. На месте «Москвы», над городом и над героями, в небо возносятся небоскребные огненные языки…

Я же говорю: ни в одном другом городе мира не читается так четко переведенная в архитектуру новейшая городская история.

Перед поездкой в Баку я послушался глупого совета. «Не бери свои любимые рубашки в цветочек, – сказал знакомый. – Побить не побьют, но понять не поймут. Ислам!»

«Ислам» в смысле «запрет» – это суждение о современном Баку человека, в современном Баку не бывавшего.

На самом деле, яркие рубашки замечательно смотрятся в Баку, и девушки в мини-юбках если и преследуются, то восхищенными взглядами. И вообще, что касается нравов – в ночи на Тбилисском проспекте, у бензоколонки, собираются трансвеститы. Крепкие, говорят, такие парни. Недавно побили таксиста, который что-то обидное крикнул…

Другое дело, что Азербайджан – это автократия. Это правление семьи Алиевых (после смерти бывшего главы местного КГБ, члена Политбюро и президента Гейдара Алиева власть унаследовал его сын Ильхам). Таким режимам обычно много чего сопутствует: от коррупции до огромного разрыва в доходах. И хотя у приезжего есть преимущество политических тем избегать – но семейное правление в Азербайджане так же наглядно, как нефть.

Просто гражданин России привык, что русский правитель «делает красиво» на свой вкус. Так Лужков сделал новую Москву: башенки, стеклянные торговые центры и творения Церетели. Русский повелитель любит золото, завитушки и гнутые ножки у мебели. И, честно говоря, не думаю, что Гейдару Алиеву нравился Баухаус или скандинавский минимализм – скорее всего, те же золото и гнутые ножки. Не исключаю, что его сыну тоже. Но перестраивать Баку Алиевы пригласили людей со вкусом, признанных Западом. Превращать Черный город в Белый будет Фостер, – это сейчас самый амбициозный проект, о котором только и разговоров. Новехонький центр Гейдара Алиева строила Заха Хадид. Небоскребы в форме пламени тоже не местная идея – однако какая блестящая! Автобаны, развязки, набережные, вообще все, что имеет отношение к коммуникациям, – за всем стоит западная мысль (вот почему был прав Акунин, называя Баку «самым восточным городом Европы»). Баку действительно куда более западный город, чем Москва. Потому что Москва упивается самодостаточностью, а Баку строит будущее в системе общих с Европой кодов.

То есть личные (и массовые) вкусы здесь силою подчинены западному цивилизационному вектору: как в Турции при Ататюрке. И жена Ильхама Алиева Мехрибан, покровительница всех искусств, патронирует в Баку лучший – повторяю, лучший! – изо всех виденных мною музеев современного искусства, эдакий топорщащийся прозрачный многоугольник в многоугольнике, где я провел пару часов в упоении и одиночестве.

Вся «восточная специфика» Баку как раз состоит в умении прищемить и ущемить массовый вкус. И то в массовости его я не уверен. Я был в Баку в дни, когда там проходил праздник цветов (в честь дня рождения, догадайтесь, кого? – правильно, Гейдара Алиева!). Праздник для меня стал невероятным разочарованием. Огороженные площади, полиция, близко не подходить, все знакомо до слез – и килотонны цветов, потраченные с усердием кондитера, пошедшего во флористы. Но ни один бакинец не сказал мне про этот праздник доброго слова: наоборот, ругали за бездарно потраченные миллионы.

Да, Баку – специфическая Европа: это Сильно Восточная Европа, и оттого, например, велосипедистам там запрещают кататься по набережной (что вгоняет в ступор иностранцев вроде меня), загоняя в резервацию возле Кристал-холла (того, где проходило Евровидение). Но к самому Кристал-холлу не пускают тоже.

И упакованные в свежий песчаник (с греческими колоннами и ближневосточными орнаментами) «брежневки» и «сталинки» со стороны дворов непременно обнаруживают мачту с колесиками, через которые продернуты веревки с бельем, а также бабушку в черном платке, торгующую зеленью сна ящика из-под овощей.

Но этот потемкинско-алиевский песчаник внешне сгладил, убрал советское архитектурное похабство, приподнял Баку в прекрасном единстве, каким обладает только Париж, где тоже непреклонная воля префекта Османа возвела столь любимые ныне всеми серо-желтые, тоже из песчаника, дома.

Я уезжаю.

Двое парней в черных рубашках на ресепшен гостиницы, работой которых за все дни моего пребывания было неотрывно смотреть телевизор, прощаются со мной по-английски, невероятно радуясь, что я их понимаю.