Василий Захарько - Звездные часы и драма «Известий»

Процесс выхода сложного коллектива из тяжелейшей депрессии был долгим и нелегким. Постепенно нормализуя обстановку, удалось создать доброжелательную деловую атмосферу. Газета вернулась в свою давнюю нишу — серьезного информационно-аналитического издания. Редакция придерживалась принципа: печатаем не все, что хорошо продается, а только то, что достойно внимания общества и не вызывает брезгливости. Желтизна сразу же исчезла с наших страниц. Мы смогли удержать газету от превращения ее в один из олигархических рупоров грязной информационной войны, разразившейся между крупнейшими бизнес-структурами. Такая угроза была, поскольку главный наш акционер ОНЭКСИМ-банк являлся участником этой войны — дрался с другими за дорогие куски еще не приватизированной государственной собственности, за влияние на высшую власть. Но за тот короткий срок, что я возглавлял газету (год и два месяца) не удалось приостановить сокращение тиража «Известий». Инерция его падения была многолетней и сильной, при мне (июль-97 — сентябрь-98) тираж уменьшился с 517 тысяч до 429 тысяч, то есть на 88 000 экземпляров. Выше уже не поднялся никогда. Эта инерция продолжалась и в последующие годы. К началу 2014 года тираж уменьшился почти втрое, до 150 тысяч экземпляров (упорны слухи, что эта цифра сильно завышена).

Отношение новых хозяев к газете было разным. «Лукойл», имевший чуть меньше 50 процентов акций, фактически отстранился от участия в жизни «Известий», денег в развитие не вкладывал. Мои редкие контакты с его основным представителем в совете директоров А. Василенко заставляли думать, что если бы не бессмысленный конфликт с нефтяниками, редакция получила бы в лице Александра Борисовича очень толкового, порядочного, тактичного партнера. ОНЭКСИМ-банк, владея контрольным пакетом, средства «Известиям» выделял. На следующий, 1998 год предусматривались инвестиции в объеме около 15 миллионов долларов, из них 3,5 миллиона на модернизацию компьютерных сетей. Затрудняюсь сейчас сказать, сколько их вложено в реальности, помню только, что большая работа по компьютеризации выполнялась. Но все это шло по направлениям, которыми занимался президент АО Дмитрий Мурзин, а затем сменивший его Геннадий Молчанов.

Что касается содержания газеты, то поначалу ОНЭКСИМ-банк ничем себя не проявлял, с его стороны не было никакого вмешательства в работу редакции. А с некоторых пор председатель совета директоров М. Кожокин стал иногда посещать наши планерки, заседания редколлегии. Делал это корректно, всегда был вежлив, говорил мягко, с улыбкой:

— Можно, я поприсутствую? Мне очень интересно видеть, слышать, как делаются «Известия».

Ну как было не впустить в кабинет или на выпуск одного из хозяев газеты, которому любопытна ее кухня? Секретов у нас от него нет, все и обо всем говорится открыто, а сам он на наших сходках ведет себя просто идеально. Только прислушивается, ни словом в наши сообщения, обсуждения, споры не встревает. А уходя, всегда скажет:

— Спасибо. Интересно!..

Не помню, кто первый произнес: «Кожокин учится на главного редактора “Известий”».

По ходу времени начали появляться признаки того, что эта фраза может быть не лишенной оснований. Ни дня не проработав ни в одном издании, историк по образованию, пиарщик по занимаемой должности в ОНЭКСИМ-банке, председатель совета директоров «Известий» довольно быстро вживался в роль знатока газетного дела и стал давать сначала робкие, потом все более смелые оценки отдельным публикациям, а потом уже и целым полосам, целым номерам, всей линии газеты в той или иной области. Делалось это тоже в прежней корректной форме и не публично, чаще за чаем. Все бы ничего, любая оценка газеты со стороны заслуживает внимания, но с течением времени Михаил Михайлович решил для себя, что он уже хорошо понимает, как можно все в газете улучшать — и благодаря кому.

В начале 98-го он мне сказал, что у него есть на примете три журналиста, которые могут внести свежую кровь в управленческий организм «Известий», усилить ряд газетных линий. Одного из них, Рустама Арифджанова, я хорошо знал, он работал у нас несколько лет, с двумя другими — Валерием Фадеевым и Александром Приваловым — познакомился, все они были умелыми профессионалами. Так считал и Боднарук, он тоже был за свежую кровь. Но только мы начали собеседования, еще не продумали до нужных деталей эти самые линии, должности и их функции, как в один из вечеров меня пригласили на заседание совета директоров и тут же объявили, что эти три человека будут представлены завтра утром редакции, причем все — в качестве моих заместителей, а для одного из них, Фадеева, вводится должность первого зама. И совсем как обухом по голове: Николай Боднарук освобождается от должности зама — переводится в политобозреватели. На совете директоров и потом до часа ночи по телефону я убеждал Кожокина отменить это решение. Ночь не спал, ехал на работу с твердой мыслью послать все к черту, громко хлопнуть дверью. Не без участия Коли сдержался — меня ведь избирали для работы…

Двое из трех новых заместителей пришли из делового журнала, и я опасался, что со страниц «Известий» начнут торчать уши чьих-нибудь бизнес-интересов. Этого не произошло, но газета несколько накренилась в сторону от общегражданской, политической тематики — к финансово-экономической. Вскоре стало ясно: грядут еще б о льшие изменения. Это будет уже настоящее кадровое цунами, которое основательно разрушит успокоившийся было коллектив и мало что оставит от традиционного облика и содержания газеты.

Добиваясь весной 1997 года контроля над «Известиями», ОНЭКСИМ-банк тем временем готовился выпускать свою деловую газету «Русский телеграф». Но не успела она утвердить себя на рынке, как грянул дефолт, и в сентябре 1998 года банк слил две газеты в одну под названием «Известия». Нас с Леонидом Злотиным, возглавлявшим «Русский телеграф», совет директоров переназначил первыми заместителями главного редактора объединенной редакции, а им пожелал стать не кто иной, как сам председатель совета директоров Михаил Кожокин. Подтвердилась догадка, на кого он старательно учился.

Сразу после слияния редакций обозначилась профессиональная несовместимость двух коллективов, имеющих довольно разные представления о журналистике и ее приоритетах. Известинцы считали нужным продолжать делать газету для широкой публики, освещать и анализировать события, тенденции во всех областях жизни по всей России, по давней традиции защищать интересы и права людей. «Телеграфисты» оперативно ограничивались Москвой, притом все больше бизнесом и финансами, ориентируясь на информационные запросы узкой, богатой части населения. Разумеется, я был сторонником сохранения курса «Известий». Но Кожокину больше нравились макет, стиль, тематика скончавшегося «Русского телеграфа», и ключевые позиции в редакции он отдал «телеграфистам». Вскоре оказались не нужными Фадеев, Привалов, Арифджанов — ушли все трое. Много говорилось правильных слов о необходимости сделать «Известия» более современной, более оперативной газетой, однако в подтексте и в практических шагах это прежде всего означало, что надо избавляться от известинцев старшего поколения, работающих в комментарийном, аналитическом жанрах и, к тому же, по давней привычке не любящих угождать редакционному начальству. Журналистов высочайшего класса с собственным, ярким стилем письма, способных исследовать сложнейшие коллизии и явления, старались вогнать в жанр бойких оперативных заметок. Сколько мог, я противился пагубным для «Известий» веяниям, доказывая, что нельзя требовать от публицистов и очеркистов, к примеру от Бовина, скоропалительных материалов в номер по незначительному поводу — их головы и перья нужны для обстоятельной аналитики, расследований, чем славилась газета многие десятилетия. Но мои возможности влиять на положение дел сознательно и целенаправленно ужимались, ветры перемен были сильнее моего сопротивления.