Юрий Винничук - Легенды Львова. Том 2

Одним словом, это семейство, которое подошло к фонарщику и попросило провести до театра, ничем особым не отличалось. Единственное, на что фонарщик обратил внимание, была их косолапость. Походка их напоминала утиную. Ладно старшие. Но дети?

И ещё, когда миновали на Марийской площади мельницу и ступили на мост через Полтву, то жабы так громко начали квакать, что хоть уши затыкай.

Все это припомнил фонарщик позднее. А сейчас он добросовестно довёл семейство до театра, где ему панок положил на ладонь целых пять крейцеров и сказал:

– Если бы вы были так добры провести нас и после спектакля, то получили бы в два раза больше.

– Буду ждать вас, панове – обрадовался фонарщик и поторопился на Подвальную, откуда можно было бы ещё кого-то проводить.

Когда спектакль закончился, и толпа зрителей с шумом высыпала из театра, фонарщик с нетерпением ждал своих клиентов. А вот и они появились. Дети громко смеялись, вспоминая разные шутки со сцены, пани негодовала из-за галёрки, а пан зажёг трубку и с невозмутимым видом пускал кольца дыма.

Фонарщик сразу пошёл впереди.

– Куда мне вас вести? – поинтересовался он.

– А обратно, – ответил пан.

– Понравился ли вам спектакль?

– Ах, да, да… Хорошая игра. Но очень уж было сухо.

– Сухо? – переспросил фонарщик. – Может, душно?

– И душно, и сухо. Еле высидели. Хорошо, что в перерыве можно было пойти в буфет и освежиться. Там было хорошее пиво.

– И много же вы выпили?

– Да как сказать. По одной кружке выпили, а по другой за пазуху вылили. И сразу легче стало.

Фонарщик глянул на этих странных панов и только теперь заметил, что животы у них мокрые, а у пана – ещё и штаны. Только головой покачал – разные бывают люди.

Дойдя до моста, пани вздохнула:

– Ой, да что же это такое! Как меня сушит! Может, я бы немного поплескалась?

– Потерпи, – сказал муж, – сколько там до дома!

И снова жабы заквакали, как безумные.

– Ге-ге! – засмеялся пан. – Чувствуют, видать, кто идёт!

У фонарщика пробежали по спине мурашки.

Наконец вышли они на Гарбарскую, прошли несколько домиков и оказались перед болотом, из которого торчали густые копья камыша.

– Ну, вот мы и дома, – сказал пан и дал фонарщику десять крейцеров. – Благодарим вас, что довели без приключений.

И с этими словами – чап-чалап, чап-чалап – всё семейство двинуло в болото.

Фонарщик стоял, вытаращив глаза. Только теперь он понял, что это была семья водяных.

– Надо же, какие! И те по театрам ходят! – покачал он головой.

Когда-то взгорье Калечей горы спускалось на юг к оврагу, по которому протекал из Вульки один из потоков Сороки. В том потоке жил водяной, который шил сапоги для всех львовских водяных. А надо сказать, что сапоги, сшитые водяным, никогда не снашиваются.

Вот один парень, услышав о том водяном, решил во что бы то ни стало заполучить такие сапоги. А был он малый находчивый и знал, как такие вещи делаются.

Ночью подкрался он к оврагу, выглянул из-за кустов и видит – в самом деле сидит водяной, мурлычет что-то под нос и сапоги шьёт. Собственно, уже дошивает.

Парень подобрал камешек и бросил ему в плечо:

– Это тебе раз!

Водяной вздрогнул, глянул на месяц, погрозил ему пальцем и сказал:

– Лучше светил бы, чем камнями бросаться.

Но через секунду парень бросил второй камешек.

– Это тебе раз!

Водяной снова пожурил месяц. Но только сделал последний стежок, как ему в спину ударил третий камешек.

– Это тебе раз! – сказал парень, зная, что никогда нельзя говорить ни «два», ни «три», потому что тогда силы водяного не ослабнут.

– А чтоб тебя! – вскрикнул водяной. – Ты не светишь, только дерёшься! Я даже слабнуть начал.

Тут он встал, расправил плечи и прыгнул в поток, чтобы освежиться и набраться сил.

А парню только того и надо было. Он быстренько подбежал, схватил сапоги и исчез в кустах.

Водяной выбрался на берег, начал суетиться, заглядывать всюду и ругаться:

– Ах ты, злющий месяц! За что ты меня бил? А теперь ещё и сапоги украл! Ну, да ладно, я другие пошью. Но на этот раз буду внимательно следить. Сегодня мне что-то неважно. Завтра начну шить.

И прыгнул в воду.

А парень носил те сапоги всю свою жизнь, и были они всегда как только что сшитые.

В пруду Шумановка, где теперь Академия ветеринарии, жил один водяной, с которым у окружающих сложились очень хорошие отношения. Но чем больше город наступал на окраину, тем сложнее было жить водяным. Из-за этого водяной из Шумановки решил перебраться в один из трёх прудов на Клепарове.

Он пришёл к хозяину, с которым дружил, и попросил:

– Приезжайте в полночь телегой к пруду. Я соберу вещи, а вы перевезёте меня на Клепаров. За это я вам хорошо заплачу. Но вы не должны оборачиваться, сидя на телеге. Я не хочу, что бы кто-нибудь знал, что именно я буду перевозить.

Хозяин согласился, и в полночь приехал на подводе к пруду. Но очень уж ему было интересно, что же там такое ценное водяной перевозит. Знал, что если обернётся, будет лихо. Тогда он привстал немного, нагнулся, расставив широко ноги, и глянул между ними назад. Телега была полна жаб, рыб, раков, водорослей, ряски и водяных лилий.

– Вот так богатство! – удивился хозяин.

Перевёз он водяного на Клепаров. Тот сгрузил всё своё добро в воду, потом подошёл к хозяину и сказал:

– Вы оказались таким ловким. Вам удалось всё увидеть. Но я не могу за это ничего плохого вам сделать, потому что вы таки не оборачивались. Одно лишь скажу: если вы когда-нибудь об этом кому-нибудь расскажете, я вам отомщу.

Хозяин кивнул головой, взял у водяного деньги и возвратился домой.

А дома жена начала выпытывать, что он перевозил. Муж долго сопротивлялся, но наконец рассказал.

Прошло время. Проезжал хозяин телегой мимо прудов на Клепарове. Вдруг кони как рванут! Да и в воду. Едва он успел из телеги вспрыгнуть. Неизвестно, что с конями произошло, но как вбежали они в пруд, то так и утонули. Только воз на поверхности болтался.

Неподалёку на берегу появился знакомый водяной.

– А что, хозяин, не говорил ли я вам держать язык за зубами? Вы коней лишились, а могли и жизни лишиться. Будем квиты. Больше вам ничего плохого я не сделаю. Позовите людей, пусть вытащат телегу.

С этими словами водяной бултыхнулся в воду, только круги пошли.

Один водяной, живший в реке Пасека, вытекавшей с Погулянки, подался на ярмарку, которая развернулась возле собора святого Юра.

Такие юрские ярмарки проходили дважды в год – в мае и октябре. И съезжались на них купцы со всей Европы. По всему городу расклеивали тогда цветные рекламы.

На самой площади Юра, которая когда-то была значительно просторнее, чем теперь, куда ни посмотри – полотняные палатки, а за ними телеги и подводы перекупщиков и крестьян. Вьются дымы костров, и запах збаражской колбасы перебивает запахи сирени. Всё, что Галичина ни производит, – всё здесь явилось на свет Божий. Полотно из Балигорода, грубое сукно из Бережан, кожухи и сердаки из Косова, фаянс из Потилича, Глинска. Боднарские изделия лежат целыми стопками. Гончары из Войнилова, Отынии, Коломыи свезли миски, горшочки, глазированные глечики. А столяры выставили чудесные бидермейеровские комоды, конторки, столики, шкафчики. Армяне из Городенки и Кут торгуют сафьяном. На длинных жердях висят знаменитые куликовские сапоги с подковками, а рядом в палатке угощаются куликовским мёдом.