Николай Прокудин - Конвейер смерти

Я, недоумевая, перевел взгляд на офицеров, переминавшихся с ноги на ногу.

– Понимаю насчет количества боевых – чем больше напишешь, тем лучше. Убил десять духов – хрен с ними: не проверит никто. Но Калиновского вынес на руках из-под обстрела? Ты ж в Ташкенте в это время был! В командировке.

– Ну и что! Я два года воюю. Пусть не все два года по горам хожу, но многие, из штабов не выходя, ордена получают. Кладовщики и прочие тыловики, и те с наградами, – огрызнулся, сверля меня черными глазами, Эдик.

– Только учитывая последний довод, соглашусь подписать. Но согласится ли комбат? – произнес я с сомнением и, скрепя сердце, поставил на бумаге подпись.

Комбат вечером, ухмыляясь, спросил у меня:

– Никифор, честное слово, я удивлен. Думал, ты более злопамятен и не поставишь свою закорючку. Корсунов вначале ко мне заявился. А я специально к тебе их направил. Думал, припомнишь старые обиды и не подпишешь. Нехороший он человек, Грымов. Когда вместо Сбитнева ротой командовал, на тебя кляузничал, просил снять с должности.

– Я знаю, мне говорили.

– А теперь воевать совершенно не хочет, уклоняется. Караулы, командировки… Ну и я не мешаю, пусть подальше от роты будет. Не портит Мандресова и не разлагает коллектив. Никифор, ты съездил бы в комендатуру, проконтролировал, как обстоят дела в карауле! Там собраны десять человек из разных рот. Что-то они подозрительно затихарились. Не к добру. Навести старого товарища. Проверишь, доложишь обстановку, а я потом приму окончательное решение по его ордену.

На корме БМП, стоящей возле ворот комендатуры, дремали бойцы. Во внутреннем дворе слонялись еще два сержанта, которые оторопели, увидев меня.

– Муталибов, ко мне! – крикнул я одному из них.

– Сержант Муталибов прибыл по вашему приказанию, – доложил тот, застегивая гимнастерку и приложив ладонь к шапке.

– Гасан, почему воротничок не подшит? Где ремень? Почему в кроссовках бродишь? Хочешь на гауптвахту загреметь?

– Да мы же их и охраняем! Мы тут свои. К нам ни помощник коменданта, ни начальник губы не придираются.

– Значит, я придираюсь? Вы вернетесь, а следом комендачи донос пришлют, что в карауле был бардак, – рассердился я. – Собрать всех во дворе на построение. Живо!

Через пять минут взвод стоял в одну шеренгу, в которой не хватало двух сержантов и самого Грымова.

– Гасан, где старший лейтенант? Куда подевался ваш начальник караула?

Стоящие в строю потупились, а сержант почесал затылок и, смущаясь, ответил:

– Вроде в полк поехал.

– Что-то я его не встретил по пути.

– Наверное, разминулись.

– Разминулись, говоришь? Может быть. Хорошо, делаю общее замечание – неопрятный внешний вид. Привести себя в порядок! – приказал я и обратился к сержанту: – Гасан, проводи меня в спальное помещение и неси постовую ведомость.

Сержант показал мне помещение с двухъярусными койками. Затем кликнул дневального, чтобы привести все в надлежащий вид, потому что я начал его тыкать носом в окурки, огрызки, грязную посуду в тумбочках.

Прибежавший Остапчук принялся подметать пол, выгребать мусор из углов. Когда Муталибов вышел, солдатик настороженно прислушался к удаляющимся шагам и свистящим шепотом сказал:

– Товарищ старший лейтенант! Тут у нас процветает воровство. Грымов торгует всем подряд. Вчера заставил сержантов продать лагерную палатку.

– Что-что? Откуда он ее взял? – опешил я от неприятной новости.

– Еще триплекс продал в дукан, банки десятикилограммовые со смазкой и два брезента.

– Б..! Ну, дела! Остапчук, ты-то откуда про все знаешь? – удивился я вновь.

– Я ж не тупой. Меня заставляли это имущество в газик грузить. Но я точно знаю, что таджики в дукан продали, а деньги он себе забрал. Сержантам лишь на сигареты дал. Только не выдавайте, что это я рассказал, а то меня прибьют.

– Чудно. Интересно, почему все разгильдяи – отличные вояки, а все стукачи – трусы, мерзавцы и сачки? Ладно, спасибо за наводку, живи дальше мозгляком. Не выдам.

– А в столовую официантом вернете?

– Верну на месяц, а то тебя еще грохнут. Отвечай потом за твою инвалидность. Собирай шмотки и садись в машину!

Противно пользоваться услугами доносчика, но вынужден. Возвращаясь, я весь обратный путь матерился. Вот ведь говнюк Грымов! Сам в грязи, а еще и сержантов замарал. В караул послали расслабиться после боевых лучших сержантов батальона. Чтобы парни могли посмотреть город, отдохнуть от полка. Отдохнули!

Комбат выслушал мой доклад и взбеленился:

– Ты посмотри, какая дрянь! Ведь он продал брезент первой роты, а как Мандресову по имуществу отчитываться?

– Предлагаю поменять Грымова на лейтенанта Васькина. Тот все одно контуженый и в рейд ходить не сможет.

– Добро! Так и сделаем. А этого барыгу – сюда! Будем разбираться по полной программе.

Комбат был взбешен. Ему предстояло вскоре сдавать батальонное хозяйство, а тут такое ЧП. Василий Иванович пригласил особиста Растяжкина и нас, заместителей, к шестнадцати часам собраться в его кабинете. Грымов, узнав о моем визите, об отъезде Остапчука, почуял неладное. Он примчался в батальон с объяснительными от остальных солдат, что обиженный боец его оговорил. Однако недостача брезентов уже вскрылась по свежим следам. Повезло! Нашлись даже очевидцы погрузки казенного добра в газик. Особист увел провинившегося офицера к себе в отдел.

Немного погодя, комбат собрал совещание офицеров и объявил о решении снять Грымова с должности.

– Вы, товарищ старший лейтенант, поедете в Союз взводным. Может быть, даже лейтенантом. Возможно, беспартийным. Это нож в спину нашему славному коллективу. Ладно бы сам воровал, так еще и солдат вовлек в аферу!

Грымов пытался что-то возразить о том, что и другие командиры продают и сдают, что могут.

– Молчать! Я могу сдать в дукан свои сигареты, обменять фотоаппарат на джинсовую куртку. Но я у своих товарищей вещи не ворую! – рявкнул комбат. – Мандресову как прикажешь по замене роту сдавать? А триплекс зачем духам понадобился? Из укрытий наблюдать? Даже неважно, зачем он им, важен сам факт разбазаривания имущества! Оптика в десятикратном размере идет. Мандресов, проверяй, пересчитывай и готовь две или три получки на возмещение ущерба! И хватит Грымову прохлаждаться в караулах и командировках. В рейд его!

Из партии его не исключили, но строгий выговор с занесением объявили, с должности сняли. Недостачу возместили, вычтя деньги из тех, что лежали на лицевом счете. Наградной я порвал…

От боевых Эдуард опять увильнул, скрывшись в санчасти: якобы последствия гепатита. Так до замены и слег.

Василия Ивановича все же заставили пойти в последний раз в горы. Район, куда забросили батальон на вертолетах, был нами давно не хожен. Прошла информация о прибытии каравана с переносными зенитными комплексами и реактивными снарядами. Поступил приказ – найти оружие противника, а боеприпасы уничтожить. За каждый «Стингер» – орден Красного Знамени, а годом раньше давали Героя. Но в последнее время слишком часто находили «Стингеры», ведь их количество резко увеличилось в Афгане. Ценность этого трофея упала.