Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие

Всем нашим трапезам в доме на мысе Эванс постоянно угрожала опасность кэга. Кэг — это спор, иногда между хорошо осведомлёнными собеседниками, но обязательно горячий, по поводу любого явления под солнцем, а в нашем случае — и под луной. География обсуждавшихся тем весьма обширна — от полюса до экватора и от Барьера до Портсмута и Плимута.

Споры возникали по ничтожнейшему поводу, разрастаясь, захватывали всё более широкие области и никогда не заканчивались; они повисали в воздухе; чтобы быть подхваченными, перекрученными, измочаленными до предела много месяцев спустя. Темой для них служило всё что угодно: причина возникновения конусных ледяных фигур; образование кристаллов льда; названия и последовательность расположения публичных домов по пути от Мейн-Гейт в доках Портсмута к Юникорн-Гейт (если вы когда-нибудь забредали так далеко); наиболее совершенная конструкция кошек применительно к условиям Антарктики; лучшее заведение в Лондоне, где можно получить устрицы; наиболее удобная попона для лошадей; вопрос о том, удивится ли официант, подающий вина в ресторане «Ритц», если заказать ему пинту пива? Хотя «Тайм Атлас» не поднимается до сведений о публичных домах, а «Домашняя энциклопедия» не опускается до обсуждения обязанностей персонала в фешенебельных ресторанах, именно в них чаще, чем в других изданиях, мы черпали ответы, разрешавшие наши споры.

Утром того дня, о котором я рассказываю, к 9.30 с длинного стола убраны все следы завтрака, — хотя из каюты {92} Нельсона доносятся ругательства, — и все принимаются за работу.

С этого момента и до ужина в 7 часов вечера, не считая короткого перерыва на ленч, каждый занят делом. Не подумайте хоть на миг, что мы, как у себя дома в конторах, чинно усаживаемся за стол и с сосредоточенным видом корпим над бумагами часов по девять. Ничуть не бывало. У нас много занятий на открытом воздухе, величайшее значение придаётся физическим упражнениям. Покинув пределы дома, каждый, естественно, берётся за свою работу, будь то лёд или скалы, собаки или лошади, метеорология или биология, измерители скорости течения или шары-пилоты.

Если не метёт, будущие погонщики выгуливают пони в промежутке между нашим завтраком и их полуденным кормлением. Тренировка лошадей может быть и приятным, и адским занятием — всё зависит от настроения животных и метеорологических условий. Уютные стойла, пристроенные к подветренной стенке дома, обогреваются плошками с ворванью, согревшиеся лошади на первых порах мёрзнут снаружи даже в безветренную погоду.

Передвигаться в темноте настолько трудно, что при всех наших благих намерениях мы не могли изыскать способы так нагрузить пони, чтобы компенсировать их хорошее питание.

А если ещё добавить, что по крайней мере одно из этих капризных животных совершенно не объезжено, остальные же норовят при первой возможности вырваться и убежать, то станет ясно, что часы занятий с лошадьми не проходят без треволнений даже в самую тихую погоду и при самой яркой луне.

Но хуже всего в те дни, когда неизвестно, можно ли выводить лошадей на морской лёд. Самая большая опасность — отсутствие видимости, так как погонщик, утративший ориентацию, лишь с большим трудом находит дорогу домой. Небо в облаках, лёгкий снегопад, иногда слабый северный ветер обычно предвещают пургу, но она может разразиться через несколько секунд, а может и сутки заставить себя ждать. И никто не знает, следует ли лошадям пропустить прогулку, нам — поднять из воды рыболовные снасти или отказаться от намеченного похода на мыс Ройдс? Обычно мы рисковали, ведь вообще-то лучше быть слишком решительным, чем слишком осторожным, да и внутри у каждого заложено нечто, толкающее на риск, и вам неприятно отказываться от него. Так легко испугаться собственного испуга!

Приведу один пример, очень типичный. Темно хоть глаз выколи, ни луны, ни звёзд, падает лёгкий снежок, нет даже ветра, по направлению которого можно было бы сориентироваться. Боуэрс и я решили вывести своих пони. Благополучно миновали приливную трещину, где подвижный морской лёд смыкается с прочным припаем, и пошли вдоль высоких утёсов ледника Варна. Пока всё идёт хорошо. Так же благополучно мы краем маленькой трещины направляемся к середине бухты — там установлена метеобудка. При свете зажжённой спички считываем показания термометров и поворачиваем обратно к дому. Четверть часа спустя нам становится ясно, что мы окончательно заблудились. Спас нас знакомый айсберг: при виде его мы поняли, что идём перпендикулярно нужному направлению, повернули на 90° и вскоре были дома.

В ясный морозный день, когда полная луна хорошо высвечивает складки, трещины, заструги, сущее наслаждение надеть лыжи и пройтись без всякой цели, просто ради здорового удовольствия. Можно обогнуть выступающую оконечность мыса и пойти на юг. Тогда натыкаешься на Нельсона, склонившегося со своими термометрами, измерителями течения и прочими инструментами над майной во льду — он её каждый день подновляет, выбивая наверх «кирпичи» молодого льда.

Из этих «кирпичей» и снежных сугробов он построил себе около майны иглу, надёжно защищающую его от ветра, в которой стоит телефон для переговоров с домом. Можно встретить и Мирза с Дмитрием, ведущих собачьи упряжки с мыса Хат. Но дальше вступаешь в тишину. Вдруг ухо улавливает постукивание металлических лыжных палок о твёрдый лёд — ещё кто-то катается на лыжах, может за много миль отсюда, ведь звук распространяется самым удивительным образом.

Время от времени раздаётся резкий треск наподобие револьверного выстрела: это на ледниках Эребуса происходит сжатие льда, значит, похолодает. Выдыхаемый пар оседает на ' ткани вокруг лица, замерзает на бороде. В очень сильный мороз слышно, как она шуршит!

У меня сохранились самые светлые воспоминания о- тех днях нашей первой зимы в Антарктике. Всё было внове, все эти ужасы длинной зимней ночи, которые у всех вызывают страх, у нас же — улыбку. Воздух, если он не забит снегом или ледяными кристаллами, очень прозрачен, землю заливает лунный свет, так что видны главные очертания полуострова Хат и даже мыса Блафф на Барьере, хотя до него добрых 90 миль. Ледяные утёсы Эребуса кажутся высокими тёмными стенами, но над ними серебрится голубой лёд ледников, а из кратера длинной полоской лениво плывёт пар — значит, там, наверху, преобладает северный ветер, а это грозит ухудшением погоды на юге. Иногда падает звезда, впечатление такое, что прямо на гору, и почти всё время на небе изменчивым светом мерцает полярное сияние.

Все понимали, как важно заниматься физическими упражнениями на воздухе, и опыт доказал, что в первый год пребывания близ полюса самыми уравновешенными и здоровыми были те, кто больше времени проводил вне стен дома. Как правило, мы ходили, катались на лыжах и работали поодиночке, но не из-за необщительности, а, наверное, в силу естественного стремления хоть какую-то часть дня побыть одному.