Евгений Рудашевский - Намаскар: здравствуй и прощай (заметки путевые о приключениях и мыслях, в Индии случившихся)

История продолжилась, когда мы уже раскрыли рюкзаки (комната с кондиционером, 1150 рублей). Я спустился забрать паспорта, как и во всех гостиницах, оставленные для регистрации (перепись, ксерокопия). Администратор паспорта Олиного не нашёл, переговорил с сотрудником, попросил меня в номере ждать и заторопился вниз по лестнице. Мне это диковинным показалось; я ушёл, но через пять минут, не выждав, спустился вновь к reception. Молодой служащий рассказал мне, что паспорт Олин украли. «Но вы не волнуйтесь, его сейчас вернут». От расспросов настойчивых узнал я, что сопроводитель наш пробился-таки в отель и комиссию от администратора затребовал. Ему словами тяжёлыми отказали, отчего получилась ссора. Сопроводителя (прешедшего от монотонной речи к бурным словам) выпроводили; минутой позже я пришёл за паспортами. Администратор, регистрацию нашу так и не окончивший, сообразил пропажу и вора тут же смекнул… Сотрудник отеля заверил меня, что сопроводителя поймают быстро. Я ответил, что вернусь за паспортом через пятнадцать минут и, не увидев его, позвоню в полицию.

Сидели мы с Олей молча. Она даже позабыла о том, что утром у неё в глазу повторились боли. Я ворочал на ладони грязный пульт, но телевизор не включал. Думал о злоключениях вчерашних, столь неожиданно сменивших довольство жизни островной, ауровильской, махабалипурамской. Затем читал о том, как оформить «Свидетельство на возвращение в РФ» – придётся задержаться на неделю в Бомбее.

Прошло десять минут. Спустился. Паспорта нет. «Вызывайте полицию», – сказал я и увидел поднимающегося по лестнице администратора. Он улыбался. В руке – паспорт. «Нашли!» При мне заполнили журнал регистрации. Отдали паспорта. Извинились. Пожелали отдыха длительного. Не было сил выспрашивать, как и где они раздобыли паспорт. Послышался мне во рту вкус вчерашнего чая. К этому тошнота подступила. Хорошо, что мог я расслабиться, для полиции не напрягаясь. Возвратился в номер. Оля принялась обнюхивать паспорт.

Лёг спать.

Ждал от себя сна долгого – такой тяжёлой сделалась голова, но проснулся уже в половине второго.

Теперь, после прогулок, вечером, ложусь усталый, но довольный виденным. Бомбей сегодняшний запишу завтра.

(Бомбей – административный центр штата Махараштра. Более 20 миллионов людей (городская агломерация). От 1995 года город назван Мумбаем.)

Бомбей был нам городом наибольших противоречий.

От домов старых, исчерневших идут кварталы грязные; над ними (как над кустами – со́сны) небоскрёбы устроены. Бараки гнилые, в них – нищета индийская. Здесь же – дома могучие, упругие; в них – роскошь, запах духов. К центру Бомбея улицы вытянуты чистые, выметенные, но даже малый дождь поднимает от них запах наисквернейший; туалетом кажется всё. По Madame Cama Road парень плетётся истощённый, с глазами жуткими, в нём смерть от болезней кажется и даже пройти рядом неприятно – заразы боишься; но тащит парень этот мешок с бутылками – работу продолжает. В ста метрах (по Shivaji Maharaj Marg) индианка молодая в платьице шёлковом идёт – в прозрачности видны бельё и кожа. Сопровождает девушку мужчина – в ресторан, соседствующий салону Bentley. Вдоль бухты всей от Raj Bhavan до Brabourne Stadium дома высотные, особняки по холму построены. Вид им сделан на океан, на пляж городской. На пляже этом – нищие стайками живут; моются, стираются под трубой, нечистоты из города выпускающей. Ходят по городу мусульманки, в ткань чёрную укутанные, а на рынках им открыты книжки эротические. Нет здесь пар, за руку гуляющих (кроме мужчин), но в парке «Висячие сады» парень за стенкой бойко мнёт девушке чадру. Дороги по Бомбею выложены ровные, светофоры работают, но движение безудержное – всякий перекрёсток бывает для пешехода приключением.

По улочкам торговцы давят сок, благовониями запахи паршивые заглушить стараются. Вдоль забора мужчины сидят, работа которых – уши чистить (они соблазняли меня разнообразием приборов чистильных, но я не соблазнился). Пока чистят они клиенту ухо, рядом Rolls-Royce катится – сигналит ржавым такси, телегам, досками загруженным. Портреты Саи Бабы вывешены вблизи от статуй Шивы, Иисуса, Будды. Капища зороастрийские, мечети, церкви… Центр Бомбея поднимается дворцами, храмами европейскими; и так они мощны, что слышишь отзвуки старой Праги. Лучшему из дворцов этих ждёшь историю королевскую; он вокзалом оказывается… Эклектика эта шумом неустанным и запахами противоречивыми укреплена. Гудят машины, вертолёты, самолёты. Пахнет мылом, табаком, туалетом, благовоньями, деревом, сыростью, духами; выпахивает из магазинов холод кондиционера, но продолжаешь ты по́том омываться при солнце настойчивом. Бегут к тебе нищие – монету спросить, таксисты – направление подсказать; индийцы простые подходят, чтобы сфотографироваться с тобой, продавцы – товар свой предложить, даже если торгуют они чайниками и сковородками (к чему скарб такой туристу?) Чтобы не увязнуть в жизни этой, идти нужно быстро, отвечать резко или вовсе молчать, а когда нищенка дорогу телом своим преградит – не медля толкнуть её прочь (если только нет брезгливости от её одежды). Так прогулка всякая в темпе хорошем получается. Для отдыха – в кафе можно нырнуть.

В одном из случайных ресторанчиков съели мы недурно испечённого цыплёнка. Вслед цыплёнку принесли нам зёрна аниса с сахарком – для освежения рта. Кроме того, принесли в пиале воду тёплую с долькой лимона. Угадали мы напитку этому назначение – тоже освежающее. Подавили лимон вилкой; испили воды, но от дальнейших глотков остановлены были криком официанта, бросившегося к нам – объяснять, что в пиале этой руки нужно освежать, не рот…

Сегодня в 21:30 отбывает наш поезд в Амрицар. В билетах RAC, купленных в Порте Блэр, не указаны ни место, ни вагон. Опасаясь назначения неудачного, по которому пришлось бы нам с Олей в разных концах поезда ехать, должны мы были дважды на вокзал зайти. Для заблаговременности посетили кассы вчера вечером – узнали, что места ещё не подтверждены. «Приходите утром». Сегодня встали мы в то же окошко, когда полдень едва укрепил над городом солнце. В этот раз сказали нам, что места подтверждены будут лишь за час до отправления – на вокзале вывесят списки, в которых нужно будет имя своё найти…

Глядя на привокзальных нищих, вспомнил я прочитанную на днях басню индийскую. В ней одна из птиц показала своенравие – не захотела следовать за товарками на юг, пренебрегла холодом близящимся, осталась на севере. Объявила особенность свою, по которой не пристало ей жить в стае. Когда же ветер разнёс по округе первые заморозки, схолодилось тельце бойкой птички; пришлось ей своенравие оставить – лететь на юг; не прошло и часу, как обледенели её крылья; птичка обессилела, отяжелела и, последним взмахом волю свою окончив, упала; в падении этом с жизнью простилась, грубости себе произнесла о том, что стаю покинула по глупым мыслям… Не разбилась птичка – на траву слегла, однако, обездвиженная, была готова к смерти холодной. В довершение несчастий всех проходящая корова уронила на птичку лепёшку густую навоза. Судьба жестока; объявившему вольность унижением отвечает, погибелью… Однако лепёшка коровья горячей оказалась, и птичка отогрелась вскоре; затем вовсе приободрилась. Радостно ей было в жизнь уверовать вновь; по радости такой щебетать она задумала громко. Обещала товарок дождаться, никогда не покидать их. Услышал щебет деревенский кот; долго ходил он по траве – выискивал того, кто голосом столь радостным поёт. Разглядел наконец в коровьей лепёшке птичку; кинулся к ней; съел – даже не обмазав мордочку в крови. Не стало птички… Диковинная басня. Ещё более диковинной (но вполне индийской) получилась от неё мораль. Первое – если очутился телом всем в фекалиях, то, быть может, не так это плохо. Второе – упав в кучу, лежи молча, не дёргайся, а то будет хуже.