Рамазан Абдулатипов - Власть и совесть. Политики, люди и народы в лабиринтах смутного времени

Тезис о двух тенденциях в развитии национальных отношений (я имею в виду местный национализм и великодержавный шовинизм) ранее в определенной степени отражал суть идеологических процессов, происходящих в этой сфере. В наши дни вся национальная проблематика опять анализируется под углом зрения этого тезиса. Все национальные проявления оцениваются с точки зрения борьбы унитаристов – великодержавных шовинистов и сепаратистов-националистов.

Но ведь это означает, по сути, абсолютизацию субъективного фактора. Взять, к примеру, позицию известного американского политолога 3. Бжезинского. Он говорит о «росте национального самосознания как основе концептуальной модели для объяснения противоречий прогрессирующего развала советской политической системы и углубления межнациональных конфликтов». Чем это отличается от взглядов известного идеолога социал-демократии начала XX века О. Бауэра, рассматривавшего сложнейшие национальные отношения сквозь призму национальной психологии, особенностей психологического склада наций? Спору нет, эти факторы играют свою роль, но вовсе не определяющую.

Средства массовой информации подают современные национальные отношения и проблемы столь же однобоко – исключительно через рост национального самосознания, через жесткое противостояние различных народов. Иными словами, сфера национальных отношений интерпретируется по самой своей природе как конфликтная, состоящая из столкновений. Притом растущее самосознание, скажем, эстонцев, татар или башкир почему-то считается явлением прогрессивным, а проявление национального самосознания русского народа однозначно оценивается как реакционный шовинизм. Такой подход нельзя охарактеризовать иначе как предвзятый. Бжезинский в данном случае в своем анализе близок к Ленину. Может быть, конфликтность межнациональных отношений связана с отсутствием безотказного механизма, способного урегулировать отношения народов. Вспомним советский период: сведение счетов с национальными уклонистами, потом – сфабрикованное дело Султангалиева, затем – события на Украине, потом – поиск пособников фашизма, после этого – борьба с космополитами. Перечислять можно долго. В результате этих процессов основная часть большевистской и государственной верхушки в республиках, да и в центре, поплатилась головами, дабы другим неповадно было. Страх – вот что являлось основой национальных отношений прежних лет.

Как отмечают некоторые западные наблюдатели, суть национальной проблемы в Советском Союзе сводилась к взаимоотношениям великого русского ядра к нерусским в русской периферии и политическому господству Москвы, к противоречиям между русскими и всеми этническими группами. На мой взгляд, этот подход не раскрывает глубинной сути национальной проблематики. В какой-то степени можно согласиться с тезисом о стремлении народов к «освобождению от центра». Но в случае СССР, России это стремление не равнозначно борьбе за освобождение от гнета другого народа. Много российских, а еще больше зарубежных исследователей, в том числе и особенно «ближнего» зарубежья, используют термины «империя» или «имперский характер» применительно к России и русскому народу. Появился даже термин «имперская нация». Но по своему положению русская нация перестала быть имперской именно в Советской России.

Момент становления национальной индивидуальности – это свобода, самостоятельность. Но он неотделим от реализации свобод и прав человека как отдельного индивидуума, а также от учета и реализации коллективных прав людей, принадлежащих к другой нации. Между тем национализм отбрасывает эти аспекты и паразитирует на узкоэгоистическом понимании прав нации. Пространство национального развития народов и межнациональных отношений бывшего Союза все больше окрашивается в националистические цвета.

Когда я размышляю над всем этим, то прихожу к выводу, что детонатором националистического взрыва на рубеже 80–90-х годов явилось насилие над процессом национального самоопределения и возрождения народов в середине 20-х годов. Тогда этот процесс и был прерван. После гражданской войны усилилось классовое противостояние, причем национальный фактор был использован для репрессий в этой жестокой борьбе. Только теперь нации вновь обрели возможность развиваться естественным, эволюционным путем. Но что-то у нас это не получается. Заковав национальные отношения в классовые оковы, мы фактически на целый век отстали от нормального процесса развития народов. Сегодня кое-кому кажется диким (на эту тему любил порассуждать Горбачев в бытность свою лидером страны), что, мол, в Европе идет процесс интеграции, а мы вступили на путь разобщения. Но давайте же учитывать объективный характер интеграции в Европе. Она пришла к этому закономерно, эволюционно, хотя в прошлом и здесь в национальных отношениях не удалось избежать насилия. Уговоры бесполезны, когда речь идет о национальной сфере. Народы, я согласен, лет через сто, может, осознают пагубность выбранной ими ориентации, но осознают не благодаря словам, а когда на собственной судьбе испытают, убедятся в негативных последствиях попыток противиться закономерному ходу объективного развития.

Мне представляется, что Горбачев, будучи в какой-то степени «великодержавником», не улавливал всю сложность национальной проблематики. Отсюда его попытки отмахнуться, отбросить этот вопрос или же решить его наскоком. Отсюда не всегда компетентные, конъюнктурно-популистские решения. Не учитывалось, что национальное развитие, национальное самоутверждение выступает как форма проявления самой демократии и требует демократических же подходов. Из-за этого не удалось направить процесс освобождения и возрождения наций в созидательное русло. Горбачев оказался неспособным урегулировать национальный вопрос, органично слить, соединить его с перестройкой и демократией. Почти то же самое происходит с Ельциным, хотя в понимании национального вопроса он выше своих советников.

Единственным выходом, пусть отчасти и жертвенным, явилось бы предоставление максимальной самостоятельности большим и малым национальным общностям, не нарушающей при этом государственной общности. Об этом мне приходилось говорить неоднократно. Еще при подготовке сентябрьского (1989 г.) Пленума ЦК рабочая группа под руководством В. А. Михайлова подготовила прогнозы и варианты «опережающего развития», имея в виду утверждение национальной самостоятельности, независимости республик.

В записках нашей рабочей группы, направленных в Политбюро, еще тогда предлагалось перейти на многовариантность устройства СССР: федерация для тех республик, которые хотят развиваться на федеративной основе, и конфедерация для Прибалтийских республик и Молдовы (на этом этапе). С предложением не согласились, наши соображения высшее руководство КПСС не восприняло. Мы получили назад наш документ с резолюциями-возражениями Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе и других «архитекторов перестройки». Рассуждали они все, спору нет, демократично, а действовали по-сталински. Ельцин же стал использовать слабости проводившейся ими национальной политики для демонстрации своей, так сказать, сверхдемократичности в данном вопросе. Это было другой крайностью и никоим образом не способствовало выходу из нелегкого положения. У многих, наверное, в памяти его знаменитое изречение во время поездки в Татарию: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». Хороший, эмоционально яркий, привлекательный лозунг. Но Б. Н. Ельцин тогда не подумал о необходимости сохранения государственности. Хотя при разумном и совестливом восприятии ничего плохого в этом лозунге нет.