Валерий Чумаков - Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес

В июле, после того как подготовка к строительству предписанной императором Николаем линии к театру военных действий была закончена и появилась уверенность в том, что дело, несмотря на значительные трудности, будет окончено в срок, я уже собирался вернуться в Берлин к жене, которая вот-вот должна была родить второго ребенка. Однако, к моему удивлению, полиция отказалась выдать мне паспорт, невзирая на многократные просьбы. Когда же я пожаловался на такие действия графу Клейнмихелю, он совершенно хладнокровно объявил, что знает об этих трудностях и что я не покину Россию, пока не будут закончены все наши подряды, включая военную севастопольскую линию. Никакие возражения, договоры и уговоры не смогли заставить его изменить решение. Граф категорически отказался отменить свой приказ о запрете получения мной выездной визы. Таким образом я оказался, как тогда говорили, «интернирован» в Санкт-Петербурге на неопределенный срок.

На мое счастье, в это время в Петербург, по разговорам – для проведения переговоров о нейтралитете Пруссии в Крымской войне, прибыл прусский принц. Было понятно, что это судьба дарит мне шанс выскользнуть из ловушки, в которую я попал. Явившись в Петергоф, где разместился принц, я доложил первому его адъютанту графу Гольцу о тяжелой ситуации, в которую меня занесла предпринимательская деятельность, и попросил посодействовать получению аудиенции у его светлости, дабы русские власти могли убедиться в том, что Пруссия не оставляет в беде своих подданных. Величественный в своей доброте и любезности принц сразу откликнулся на мою просьбу, и уже на следующий день я получил из прусского посольства официальное приглашение на аудиенцию, которая должна была состояться в Зимнем дворце. Вместе с ожидавшим меня послом мы прошли через анфиладу заполненных сановниками и генералами комнат прямо к принцу, окруженному великими князьями и высшими чиновниками. Принц сказал несколько теплых слов о том, что мои телеграфные столбы, которые он имел счастье наблюдать во время своей длительной поездки от прусской границы до Петербурга, стали для него настоящим связующим звеном с любимой родиной и он за это мне благодарен. Успех этой короткой аудиенции превзошел все мои ожидания. В тот же вечер ко мне явился полицейский чин и, предварительно извинившись за случившееся недоразумение, вручил паспорт с визой.

Одновременно с контрактом на постройку российское правительство заключало с нами контракт на обслуживание и ремонт линий на срок от шести до двенадцати лет, что делало необходимым держать в России большой штат рабочих и служащих. И решение преобразовать наше петербургское строительное отделение в самостоятельный филиал фирмы было вполне логичным. Руководство филиала было поручено, разумеется, получившему статус компаньона и долю в капитале фирмы моему брату Карлу. Для нужд филиала было куплено большое здание на первой линии Васильевского острова. Здесь разместились административный аппарат, мастерская по быстрому ремонту телеграфных аппаратов и жилые апартаменты. В них после женитьбы в 1855 году на очаровательной и умненькой дочери упоминавшегося выше нашего бывшего представителя господина Капфера поселился с семьей Карл. Как и тесть, он записался в первую купеческую гильдию, поскольку это давало возможность заниматься на территории страны почти любым видом бизнеса в неограниченных размерах.

Тут я просто обязан упомянуть одно обстоятельство, оказавшееся для нашего дела в Санкт-Петербурге чрезвычайно важным и весьма выгодным. Охрану телеграфных линий граф Клейнмихель изначально поручил управлению шоссейных дорог, положив за это солидную поверстную оплату. В результате оказалось, что контроль за линиями совершенно или почти отсутствовал. Любого рода повреждение, как случайное, так и намеренное, обнаруживалось лишь спустя несколько дней, еще несколько дней продолжался неспешный и не особенно аккуратный ремонт, что часто сводило пользу от телеграфа на нет. Как и следовало ожидать, оценив ситуацию, граф предложил нам взять на себя дело охраны, пообещав платить, как платил раньше шоссейщикам, по 100 рублей за версту. Конечно, при наших штатах мы не могли осуществлять подобающую и своевременную охрану и разумнее было бы возложить эту обязанность на местных жителей, которые за такие деньги берегли бы линию в три раза пуще, чем мы и правительство, вместе взятые. Но уж раз такое предложение поступило от самого министра, мы его приняли, поставив условием возможность организации охраны и ремонта так, как нам покажется нужным.

Получив подряд, мы решили не набирать штат охранников, а устроить систему механического контроля, относительно дешевую и надежную. Через каждые 50 верст была построена сторожевая будка, в которую были выведены подключенные к кабелю провода. Они были подключены к звонку и к гальванометру таким образом, что по движению стрелки гальванометра сторож мог в любой момент увидеть, идет по линии ток или нет. Если стрелка не двигалась полчаса, сторож должен был сообщить об этом на станцию с помощью очень простого приема: несколько раз замкнув провода на землю. На станциях, сообщение между которыми было прервано, предписывалось немедленно подключить батарею к проводам и к земле, благодаря чему можно было принимать сигналы бедствия от всех подключенных к станции и находящихся по эту сторону от места разрыва сторожевых будок и таким образом определять примерное место повреждения. За каждой станцией был закреплен техник, который сразу обязан был отправиться на место и исправить линию. Почтовые начальники получили специальное указание выдавать техникам при исполнении ими служебных обязанностей лошадей без очереди, невзирая на чины ожидавших путешественников, поэтому неисправности устранялись обычно в течение нескольких часов.

Такая организация привела к тому, что многотысячекилометровая российская телеграфная сеть, к тому же большей частью проложенная по малонаселенным степным территориям, во все время, пока ее обслуживанием занимался российский филиал «Сименс и Гальске», функционировала исключительно исправно, и если где связь и пропадала, что случалось редко, то не более чем на сутки. Навязанный нам договор об охране линий оказался на деле очень выгодным, и доход от него покрыл многие убытки, которые мы понесли от некоторых других российских проектов.

Работы по обслуживанию уже построенных и продолжающиеся работы по прокладке все новых телеграфных линий придали петербургскому филиалу компании совершенно особый статус и значение в Российской империи. Мы получили официальный титул «контрагентов по постройке и ремонту Императорских русских телеграфных линий», а нашим сотрудникам было дано право ношения форменной одежды со знаками отличия. Последнее было весьма полезно, учитывая уважение, какое в России питают к мундирам. Для того чтобы добиться этого права, я специально заказал в Берлине несколько замечательных образцов предполагаемой униформы. Вместо погон, которые в России разрешается носить только офицерам, для различия званий мы использовали крепящиеся на плечах золотые позументы различной толщины. Лучшие художники нарисовали эскизы с живописными группами людей, облаченных в такую форму. Рисунки, собранные в красочный альбом, не могли не произвести впечатление на обладавших художественной чуткостью людей. Вооружившись альбомом, мой брат Карл явился к графу Клейнмихелю, объяснил, какие трудности приходится преодолевать нашим, не имеющим единой формы, сотрудникам, и попросил у господина министра разрешения на таковую. Первоначально граф сомневался, но красивые картинки его переубедили. Он попросил оставить альбом ему, дабы показать государю, который, увидев эскизы, немедленно наложил на нашу нижайшую просьбу свою высочайшую разрешающую резолюцию.