Валерий Чумаков - Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес

Тут я считаю необходимым кратко ответить на часто высказываемые и ни на чем не основанные предположения о том, что своим прибыльным бизнесом в России мы обязаны крупным взяткам. Я категорически утверждаю, что такие предположения в корне неверны. Нам совершенно не надо было давать взятки по двум причинам. Во-первых, мы всегда вели переговоры с очень высокопоставленными чиновниками, для которых вопрос денег не представлял большой важности и повеление которых нарушить никто не смел. И во-вторых, Россия в тот сложный политический период действительно остро нуждалась в скорейшей постройке телеграфной сети, а всякое вымогательство мзды могло быть воспринято как попытка саботажа.

Успешное применение изолированного гуттаперчей медного провода для подземной прокладки подсказало, что его можно использовать и для прокладки протяженных подводных телеграфных линий. Морская вода не вредит гуттаперче, это стало известно после того, как были извлечены провода, подведенные мной к минам в кильской гавани. За два года, в течение которых они пролежали на дне бухты, изоляция их ничуть не испортилась.

Впервые соединить два морских берега посредством гуттаперчевого провода попробовал в 1850 году господин Бретт [114], взявший концессию на устройство телеграфной связи между Дувром [115]и Кале [116]. Как и следовало ожидать, проложенная им незащищенная линия проработала ненамного дольше, чем ее прокладывали, если это вообще можно было назвать работой. Уже в следующем году господа Ньюалл [117]и Гордон [118]заменили гуттаперчевый кабель новым, бронированным железной проволокой, который функционировал уже довольно долго. Это было самое начало эры подводного телеграфа, которому скоро было суждено стать самым быстрым и самым совершенным средством информационного сообщения.

С упорством, присущим англичанам в попытках развить и закрепить свои успехи, тут же были задуманы и, не дожидаясь, пока будут решены связанные с подводными кабелями научные и технические проблемы, приведены в исполнение еще несколько проектов глубоководной дальней прокладки. Конечно, при таком рвении без неудач обойтись не могло. Прокладка в мелких водах Северного моря не вызывала особенных затруднений. Производством гуттаперчевых проводов по моей технологии в Англии занимался целый ряд компаний, так как я не позаботился взять на нее патент. Поскольку поток гуттаперчи шел как раз через английский рынок, компании эти могли выбирать товар самого лучшего качества. И им удалось бы выпускать лучшие провода, если бы они испытывали их так же тщательно, как это делают у нас. Однако научные методы тогда в Англии, как, впрочем, и в Германии, редко находили промышленное применение. При проверке англичане просто удовлетворялись фактом прохождения тока по проводу и тем, что аппараты на обоих концах работали. Позднее британские техники даже объявили мои методы испытания кабеля «научным шарлатанством». Несмотря на это, компания «Ньюалл и Ко» в 1854 году, во время Крымской войны, проложила линию от Варны до Балаклавы, используя защищенный исключительно гуттаперчей кабель. И он, к ее гордости, работал почти год, вплоть до сентября 1855 года, когда Севастополь был сдан Россией.

Но и на этой, почти 600-километровой линии из-за электрического заряда проводов, образовывавших подобие лейденской банки, уже проявлялись трудности при переговорах. Для англичан они стали неприятным сюрпризом, несмотря на то что я написал об этих трудностях и о том, как с ними бороться, еще в 1850 году. Только когда игольчатые телеграфы, так распространенные в Великобритании, отказались работать на линии Варна – Балаклава, только тогда «Ньюалл и Ко» закупила для нее наши аппараты, работавшие на ней вполне хорошо. В результате получилась странная ситуация, когда в двух враждебных лагерях, в Севастополе и в Балаклаве, работали берлинские аппараты не просто одной фирмы и модели, но практически с последовательными фабричными номерами.

Между тем господин Бретт в сентябре 1855 года попытался по заданию Средиземноморской расширенной телеграфной компании проложить между островом Сардиния и алжирским городом Бона тяжелый четырехжильный кабель. Он попробовал использовать для прокладки те же механизмы, что и на Северном море, но ему не повезло: мощности тормозов барабанов при работе на большой глубине не хватило, и кабель собственным весом раскрутил катушки и сгинул в средиземноморской пучине. После того как в 1856 году вторая его попытка также завершилась провалом в пучину, Брайт ушел из компании и задачу передоверили «Ньюалл и Ко». Они же сразу заключили с нами контракт на поставку электрооборудования и попросили меня позаботиться об электрических испытаниях кабеля до и после укладки.

Этот первый опыт глубоководной кабелеукладки был для меня весьма интересен и поучителен. В начале сентября 1857 года вместе с помощником и необходимой аппаратурой я отчалил от Генуи на борту сардинского корвета. Он должен был доставить нас в Бону, где в порту уже ждал груженный кабелем пароход. На корабле тогда подобралась весьма интересная компания. Кроме английских подрядчиков и производителей кабеля господ Ньюалла и Лидделла тут присутствовали несколько итальянских ученых, офицеров связи, морских офицеров, среди которых выделялся адмирал Ламармора [119], весьма образованный и обходительный офицер, брат знаменитого генерала Ламарморы [120]. Кроме того, здесь находилось несколько французских телеграфных чиновников, командированных сюда для контроля за прокладкой, в числе которых был известный инженер Деламарш.

Еще по пути к Сардинии, в котором нас сопровождала чудесная, спокойная погода, мы оживленно обсуждали методы, которые помогли бы избежать происходивших ранее неудач. Господа Ньюалл и Лидделл уверяли, что, по их опыту прокладки линии по морю к Крымскому полуострову, главное – хороший ход судна-укладчика. Если оно будет идти достаточно быстро, спуская при этом кабель, последний будет ложиться на дно медленно и без напряжения. Из предосторожности они, правда, поставили мощные тормозные колеса, чтобы регулировать скорость кабеля, но это так, на всякий случай, поскольку, если корабль будет идти быстро, необходимости в них не будет. Этой теории господина Лидделла решительно противостоял Деламарш, который присутствовал при обоих провалах господина Бретта и теперь утверждал, что при таком способе кабель будет неизбежно петлять, а в глубоких водах обязательно порвется.

Поначалу я не собирался принимать участия в механическом процессе укладки, однако мне была понятна вся ошибочность теории Ньюалла и Лидделла в отношении тяжелого кабеля, метр которого в воде весит никак не менее 2 килограмм. Учитывая, что на маршруте Сардиния – Бона глубина могла порой достигать 3000 метров, я высказал самые серьезные сомнения в таком способе. С другой стороны, я не вполне разделял и опасения Деламарша, поэтому у нас периодически вспыхивали ожесточенные споры между мной, Деламаршем и Лидделлом, в результате которых я разработал собственный способ глубокой кабелеукладки, впоследствии ставший общеупотребительным. Состоял он в том, что сброс кабеля должен контролироваться тормозными системами с силой, соответствующей весу его падающей вертикально в воду части. Если судно при этом движется равномерно, кабель будет погружаться по прямой, наклон которой будет определяться скоростью хода корабля и скоростью оседания горизонтального участка кабеля. Если же провод не сдерживать, то неизбежно произойдет перерасход кабеля вследствие его неравномерной укладки. И напротив, сдерживание поможет проложить его наиболее экономично, дабы он не вился, огибая неровности дна, а шел прямо.