Валерий Чумаков - Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес

С прокладкой кабеля между Картахеной и Ораном нам не везло просто отчаянно. В тот же год, когда мы потеряли в море легкий кабель, Вильгельм лично предпринял новую попытку прокладки, теперь уже более крепким кабелем. Специально для этого были собраны прекрасные механизмы, а в процессе работ был учтен весь накопленный опыт. Был подготовлен новый, крепкий кабель, набрана команда специалистов, погода работам благоприятствовала. Для неудачи не оставалось никакого повода. И правда, вскоре я получил известие, что кабель благополучно проложен и жители Орана и Парижа уже обмениваются телеграммами. К сожалению, через несколько часов после этой депеши я получил другую, о том, что линия по неизвестным причинам разорвалась недалеко от испанского побережья. Более подробное расследование показало, что обрыв произошел в месте, где морское дно резко уходило вниз на значительную глубину. Преодоление линией подобных «подводных оврагов» всегда составляет дополнительный риск. Если кабель проходит по воде между двумя подводными скалами, не касаясь дна, он, как подвесной провод, испытывает дополнительную нагрузку, тем более значительную, чем больше его вес. Наш кабель явно образовал такую подводную подвесную линию и оборвался под грузом собственной тяжести уже через несколько часов после того, как прокладка в целом была завершена.

Брат предпринял попытку достать оборванные концы и восстановить связь, но успехом эта попытка не увенчалась, так как дно было каменистым, море – глубоким, а кабель для такой глубины недостаточно крепким. Это значило, что мы потеряли уже второй кабель. На наше счастье, поскольку хоть какой-то телеграфный обмен между Ораном и Парижем по линии состоялся, формально заказ считался выполненным, и это избавляло нас от обязательств предпринимать новые затратные попытки.

Большие финансовые потери, которыми обернулась морская кабелеукладочная деятельность, стали причиной небольшого кризиса в наших деловых отношениях. Моему партнеру Гальске не нравилось участие в таких рискованных мероприятиях, кроме того, он опасался, что Вильгельм, заразившись свойственным англичанам духом азарта, втянет нас в какое-нибудь грандиозное предприятие, на которое у фирмы просто не хватит средств. Поэтому Гальске предложил ликвидировать наш лондонский отдел. Его поддержал Вильгельм Мейер, занимавший тогда пост управляющего директора. Я попал в сложное положение. С одной стороны, доводы Гальске и Мейера были разумны и я не мог с ними не согласиться. Но, с другой стороны, я не мог бросить Вильгельма в эту трудную минуту. Возможным решением проблемы был раздел предприятия. Лондонское отделение полностью отделилось от берлинского и перешло в наше с братом совместное владение под именем фирмы «Братья Сименс». Живший в Санкт-Петербурге брат Карл также присоединился к нам в качестве полноправного партнера. В скором времени между тремя отдельными компаниями, располагавшимися в Берлине, Санкт-Петербурге и Лондоне, были подписаны договоры, определявшие их взаимоотношения.

Сразу замечу, что проложенный в 1869 году в Черном море лондонской фирмой бронированный медью кабель, аналогичный тому, что мы пытались проложить между Картахеной и Ораном, тоже проработал недолго. Он был успешно проложен Вильгельмом в рамках Индо-Европейской линии, о которой я расскажу позже, между городами Керчь и Поти вдоль береговой линии, однако уже на следующий год землетрясение оборвало его сразу в нескольких местах. Попытка поднять кабель для ремонта закончилась провалом, так как ближе к месту повреждения он большей частью оказался засыпанным землей и заваленным камнями. Это обстоятельство, а также то, что прерывание связи произошло в тот самый момент, когда операторы прибрежной станции Сухум-Кале почувствовали сильное сотрясение почвы, доказывает факт виновности в обрыве именно землетрясения. Технику такого обрыва понять не сложно. Сильные подводные течения переносят с места на место значительные массы земли и щебня, перекатывая даже большие валуны. Эти массы постепенно засыпают кабель, лишая его подвижности. После этого любое смещение земных пластов может оборвать пересекающий его линию кабель, придавленный тяжелым грузом земли и камней. И смещение это при землетрясении в каждом конкретном месте тем более вероятно, чем больший груз был в это место намыт. То есть чем больше камней накидало течение в данном месте на кабель, тем выше вероятность его разрыва в результате землетрясения именно здесь.

Эти случаи научили нас избегать прокладывать подводные линии в районах резких перепадов глубин, а также недалеко от устьев рек, несущих своими бурными течениями большие массы грунта и щебня.

Мы можем рассматривать этот период неудачной кабелеукладки как время ученичества, школьной подготовки к будущим мероприятиям. Вместо ожидаемой прибыли он принес нам великие беспокойства, опасности и грандиозные убытки, проложившие, однако, путь к успеху, которого впоследствии достигла наша английская фирма в деле прокладки больших подводных кабельных линий. Я еще расскажу об этом нашем втором подводном периоде, но коротко, поскольку сам тогда уже принимал в этих работах весьма малое участие.

Теперь я вернусь к начатому мной ранее краткому описанию моих научно-технических трудов, которое выше довел до 1850 года.

В период с 1850 по 1856 год мы с Гальске занимались в основном совершенствованием телеграфного аппарата и других электрических устройств, а также созданием новых и улучшением уже существующих измерительных приборов для научных и технических целей. Это была еще почти не тронутая производителями область, и мы в ней работали весьма плодотворно. Наши изобретения и конструкции быстро становились известными, особенно благодаря всемирным выставкам в Лондоне и Париже, разлетались по всему миру и ложились в основу множества видоизмененных, а по сути – наших аппаратов. Как уже отмечалось, только малая часть наших изобретений были запатентованы, большинство из них не были нигде описаны или описаны в журналах лишь много лет спустя после создания. Это, конечно, способствовало их скорейшему и широчайшему распространению и принесло нам массу заказов, но по той же причине нас часто отказывались признать авторами конкретного прибора или конкретной технологии. Я расскажу здесь только о некоторых направлениях, в которых двигалась наша конструкторская мысль.

Помимо практического производства ручного пишущего телеграфного аппарата Морзе, мы преобразовали его в скоростной прибор для нашей автоматической телеграфной системы, которую первоначально предполагали внедрить на больших российских линиях, первой из которых была вступившая в эксплуатацию в 1854 году линия Варшава – Санкт-Петербург. В этой системе телеграммы подготавливались с помощью так называемого трехключевого пробойника, который пробивал на ленте знаки Морзе так. Нажатием на первый ключ пробивалась простая дырка, нажатием на второй – двойная, а третий разделял на автоматически двигавшейся ленте слова одно от другого более или менее длинным интервалом. Далее пробитая лента протягивалась специальным движущим механизмом в приемном аппарате между валиком с платиновым покрытием и контактной пружинной группой либо электрическими щетками. При одиночной дырке на приемную станцию отправлялся сигнал точки, при двойной – тире. Поскольку обычные электромагниты с железными якорями отказывались работать достаточно быстро, мы создали для своих реле и пишущих аппаратов специальные магниты с легкими вращающимися стержнями, скомпонованными из пучков проводов или из тонких железных трубочек, с помощью которых можно было легко достигать нужной скорости.