Валерий Чумаков - Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес

Несмотря на то что своего положения в обществе я добивался только собственными усилиями и сознание этого доставляет мне истинное удовольствие, я всегда с благодарностью признавал, что начало моего пути было положено службой в прусской армии Фридриха Великого. Я считаю, что единственный путь, на котором я мог развиваться, мне открыл тот самый личный приказ Фридриха Вильгельма III, благодаря которому меня приняли на военную службу. Впоследствии я часто имел возможность убедиться в верности слов отца о том, что, несмотря на все недовольство прусской политикой, навязанной ей Священным союзом [252], именно Пруссия все еще остается единственным оплотом Германии и надеждой для всех немецких патриотов. Я могу сказать, что вся моя врожденная любовь к отечеству в первую очередь основывалась на любви к Пруссии и на верности пяти ее королям, под властью которых я жил и которым был предан и благодарен. Не только знания и духовная культура, которые я приобрел в прусских военных училищах, помогли мне в дальнейшей жизни, но и уважаемое государством и обществом положение офицера прусской армии.

Как я уже говорил, Пруссия до середины этого века была в значительной мере военно-бюрократическим государством, в котором особой честью и правами пользовались только дворяне и крупные землевладельцы. Достойная промышленность практически отсутствовала, несмотря на тщетные попытки наиболее просвещенных членов правительства, таких как Беут, развить ее из мелких ремесленных хозяйств. А поскольку и торговля в стране была крайне ограниченной, то не было и развитого среднего класса, нормального противовеса военным, чиновникам и дворянству. В подобных условиях было очень важно, что я как офицер имел доступ в высшие социальные круги.

В Пруссии было принято, что каждый офицер независимо от того, имеет он дворянское звание или нет, должен периодически появляться в придворном обществе. Уже в начале зимы 1838 года, еще будучи молодым офицером Артиллерийской и Инженерной школ, я присутствовал на больших праздниках в королевском дворце и с тех пор, вот уже более полувека, регулярно посещаю эти празднества, в которых как в зеркале отражаются все происходящие в берлинском обществе и в стране события. На этих собраниях я неоднократно имел возможность лично общаться с членами королевской семьи.

Как упоминалось ранее, я еще в молодости имел причину благодарить принца Пруссии за его проявленную ко мне в Санкт-Петербурге доброту и помощь в вызволении из русского плена. Эта благодарность до сих пор живет в моем сердце, но она не смогла мне помешать в силу сложившихся политических обстоятельств прогневать монарха голосованием в парламенте против его планов по реорганизации армии. Только после объявления войны с Австрией и блестящей победы в ней реорганизованной прусской армии я понял всю мудрость монаршего решения и всеми силами бросился помогать нейтрализовывать вредную парламентскую оппозицию. Также я старательно и успешно агитировал за принятие милостиво предложенного вернувшимся монархом-победителем манифеста о санкциях, однако я едва ли мог надеяться, что этим искупил перед ним свою вину. Тем более я был удивлен, когда на закрытии Всемирной Парижской выставки 1867 года мне кроме французского ордена Почетного легиона был также пожалован и прусский орден Короны.

Спустя несколько лет император дал мне повод еще раз убедиться в его непревзойденной доброте и великодушии. Я уже в течение многих лет состоял членом Совета Берлинского купеческого общества и, согласно сложившейся традиции, был без всякого уведомления представлен председателем к званию коммерции советника. Император одобрил мое выдвижение, и президент полиции любезно призвал меня, чтобы лично передать радостное известие о монаршей милости. Но звание коммерции советника мне было совсем не по душе, поскольку я чувствовал себя больше ученым и техником, чем купцом. Президент полиции сразу заметил мое недовольство, но не догадывался о его действительных причинах и спросил меня, что передать императору, великодушно оказавшему мне такую честь. И тут у меня само собой вырвалось наглое заявление о том, что чин лейтенанта и звание почетного доктора философии до такой степени не вяжутся со званием коммерции советника, что от этого можно получить несварение желудка. Президент полиции пообещал передать императору мою просьбу не публиковать сообщение о моем назначении советником, после чего мы договорились встретиться на балу, который был назначен на тот же вечер. Он подошел ко мне такой веселый и рассказал, что императора весьма рассмешила моя тревога о желудке. При этом он заявил о полном своем сочувствии моему здоровью и попросил придумать для себя другую милость и высказать ее, когда он, император, на этом балу лично со мной заговорит. К сожалению, я не смог этого сделать. Для такого, как я, простого человека, не чиновника, в Пруссии не было другого возможного звания, а просить новый орден, как советовал мне главный полицейский, я не мог и не хотел, поскольку считал, что ордена с благодарностью принимают в знак награды, но не просят. Этот отказ явно обидел президента полиции, а когда император прошел мимо меня и ничего не сказал, я подумал, что вновь возбудил в нем немилость. Тем отраднее мне было узнать от полицейского, что, когда он сказал императору о моих сомнениях, монарх ответил: «Хорошо, тогда представьте его императрице».

Монаршее повеление по неизвестной мне причине тогда так и не было выполнено, да и после я вовсе не старался быть представленным императрице, поскольку заискивание перед высокими особами, в которое часто выливается такое представление, всегда было противно моей натуре. О том, что это не осталось незамеченным, я впоследствии узнал от самой императрицы. На Венской выставке 1873 года она встретилась с членами жюри от Германии, в число которых входил и я. По окончании аудиенции она сказала, обращаясь ко мне лично: «А к вам, господин Сименс, у меня отдельная претензия. Вы все время избегаете нашего общества, но более вам это не удастся». И правда, августейшая особа, словно выполняя это обещание, часто впоследствии посещала наши заводы или приглашала меня читать различные лекции об электротехнике.

Одна из этих лекций, которую я прочитал в императорском дворце, имела для меня особенное значение. Приглашение, в котором были оговорены объем, содержание и программа, продиктованная самим императором, было передано мне за день до мероприятия Великим герцогом Баденским. Тема была «Сущность и источник электричества и его применение в повседневной жизни». Составить такую лекцию было непросто, так как наши знания о природе электричества даже сейчас еще крайне невелики, однако сам факт составления программы лично императором уже показывал, что ему не просто интересен этот вопрос, но он понимает, насколько огромное значение имеет электричество для развития всей человеческой цивилизации.