Валерий Чумаков - Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес

В моем завещании уже тогда была выделена значительная сумма денег, целью которой было поощрение научных исследований, но я был не вполне уверен в своей близкой смерти. Мне было жаль терять драгоценное время, кроме того, я боялся упустить удобный момент, когда можно было из двух институтов создать большое, отвечающее потребностям времени совместное научное предприятие. Поэтому я решил, не дожидаясь смерти, обратиться к имперскому правительству с предложением: я предоставляю правительству землю для постройки научно-исследовательского института или капитал, достаточный для покупки этой земли, а правительство берет на себя обязанности по строительству и содержанию этого института. Мое предложение было принято правительством, получило одобрение рейхстага и превратилось наконец в Государственный физико-технический институт в Шарлоттенбурге, который под руководством первого физика нашего времени, тайного советника фон Гельмгольца, стал теперь главным немецким центром научных исследований.

В прошлом году в Гарцбурге я надеялся завершить эти воспоминания, но из-за болезни моей жены и по причине многих других проблем сделать это мне тогда не удалось. Осенью я сам перенес тяжелейший грипп, чуть не лишивший меня жизни, и вынужден был провести зиму на юге. Вместе с женой и младшей дочерью мы в декабре отправились на Корфу. Конечно, для ухода за больными там не так много удобных мест, а климат в январе и феврале заставляет вспомнить о дождливом лете в Северной Германии, но замечательное расположение города и его великолепные окрестности и в это время года доставляют истинное наслаждение. Корфу до сих пор живет плодами бывшего английского господства. Построенные англичанами великолепные дороги кое-где уже утратили свое великолепие, но по-прежнему надежно связывают основные селения острова, еще сносно действует английский водопровод, сделавший Корфу достаточно здоровым местом. До недавнего времени местные жители вполне довольствовались доходами от неимоверного количества растущих здесь оливковых деревьев, с которых даже не трудились собирать плоды. Они ждали, пока те сами упадут, и уже из упавших отбирали самые сохранившиеся. Но теперь все более широкое использование нефти и ее продуктов привело к падению цен на масло, и даже перед жителями этой Схерии [260]встала проблема заботы о хлебе насущном. Поэтому сейчас островитяне делают больший упор на виноделие, которое, конечно, много труднее, но зато и гораздо выгоднее масличного производства. С сожалением мы наблюдали, как в некоторых частях острова вырубали великолепные оливковые деревья, чтобы на их месте насадить более выгодные виноградники. Из иностранцев, почти постоянно проживающих на Корфу, остались лишь скупающие все здешнее вино французские торговцы. Насыщенный красный цвет делает его идеальным материалом для изготовления почти настоящего бордо. Раньше вино с острова не вывозили, и его выпивали сами корфиоты. Вот так быстро меняются старые привычки в наше изменчивое время!

В конце февраля, когда на плодовых деревьях начали распускаться цветы, мы покинули Корфу и направились в Неаполь, где надеялись найти лучшие погодные условия и более насыщенные развлечения. Но Апеннины были все еще покрыты снегом, и даже дорогой моему сердцу Везувий нес на себе тонкую мантию из снежных кружев, а в самом Неаполе дожди лили еще сильнее, чем на Корфу. В качестве некоторой компенсации мы получили приятное общение с семьей нашего давнего любезного друга, господина Дорна. Через месяц мы отправились в Амальфи [261], но лишь в Сорренто [262]небо Италии впервые улыбнулось нам своей долгожданной синевой. Там я наконец почувствовал, что силы ко мне вернулись. Произошло это, когда я, гуляя с женой, привлеченный красотой окружающего пейзажа, взобрался на самую высокую точку, прямо к монастырю Дезерто. Однако моей надежде еще раз подняться на Везувий, чтобы по возможности изучить его деятельность поближе и поподробнее, не суждено было сбыться из-за снова испортившейся погоды. Но я был рад его даже просто лицезреть, ибо всегда приятно глядеть на то, чему ты благодарен. Везувий же, в пору моего пребывания на нем в 1878 году, своей активностью и периодическими выбросами дал мне несомненное указание на природу своей силы и тем расширил мои представления о земных недрах и о силах, которые в них действуют.

В начале мая мы вернулись домой, но, к сожалению, я вынужден был перенести еще два мучительнейших приступа лихорадки. После того как я с радостью ощутил отступление боли, у меня появилась надежда, что это была последняя из старческих болезней и остаток дней я проведу в мире и в спокойствии, окруженный милыми и близкими моему сердцу людьми.

Выше я много раз упоминал о моих братьях и сестрах, значивших в моей жизни так много. Сейчас я вновь вернусь к рассказу об их жизни.

Прежде всего я хочу рассказать о так рано покинувшем нас брате Вильгельме. О том, как сложилась его жизнь в чужой стране, куда он приехал, не имея в ней ни каких-либо знакомств, ни рекомендаций, не обладая сколь-нибудь серьезными средствами, как он достиг там столь высокого положения и заслуженного почета, подробно рассказал в своей книге известный английский писатель мистер Пол. Многие иностранцы, включая и немцев, находили свое счастье и делали состояние в Великобритании, но все это было большей частью основано на счастливом стечении обстоятельств или на одном конкретном изобретении, выгодном в материальном плане. Вильгельм сделал гораздо больше. Он заставил общественное мнение страны превозносить его уже при жизни и, что удивительно, даже больше после смерти как одного из лидеров, которому она обязана бурным развитием своей промышленности и широчайшим распространением и применением новых научных знаний. Неутомимый Вильгельм практическим трудом и общественной деятельностью в различных ассоциациях постарался довести английскую технику до высот современной физической науки, и надо отдать англичанам должное, что они без оговорок признали это за иностранцем. Поддерживали его в этом братья, связь с которыми не прекращалась ни на миг, и очаровательная супруга мисс Гордон, которая, происходя из почтенной шотландской семьи, помогла Вильгельму занять в английском обществе подобающее положение.

Вильгельм скончался 19 ноября 1883 года, на шестидесятом году жизни, после медленно и долго развивавшейся сердечной болезни, на которую он долгое время не обращал внимания. Неожиданная, почти скоропостижная смерть застигла его в самый разгар жизнедеятельности. Вильгельм был осыпан всеми почестями, какие только возможны в Англии для ученых и техников. Его многократно избирали президентом основных научно-технических обществ, кроме того, он был первым председателем созданного им Общества телеграфных инженеров и электротехников. Все эти общества присудили ему самые высокие свои награды, университеты Кембриджа и Оксфорда дали ему степень почетного доктора, королева Англии пожаловала ему рыцарство, и он стал называться на английский манер сэр Уильям Сименс. Его смерть вся Англия оплакивала как национальную потерю, и об этом говорили все газеты. Его со всеми почестями погребли в Вестминстерском аббатстве. Спустя год после его смерти при личном участии ведущих британских ученых и инженеров была проведена официальная церемония открытия и освящения церковного окна, которое в его честь поставила научно-техническая общественность страны. Его убитая горем жена удалилась в замечательное поместье Ширвуд, недалеко от Кембридж-Уэльса, которое оставил ей заботливый муж, и там оплакивала свою потерю. Все братья (а я, для которого Вильгельм был больше чем братом, в особенности) восприняли его смерть как жестокий удар. Прошедшее с той поры десятилетие несколько смягчило боль, но не стерло ее.