Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Оставалась лишь Австро-Венгрия. Генрих фон Чиршки, бывший с 1907 г. германским послом в Вене, задумчиво отмечал в 1914 г.: «Я часто спрашиваю себя, стоит ли нам на самом деле так связывать себя с этим государством, которое практически разваливается на части? Стоит ли истощать силы, чтобы тащить его в нашей упряжке и дальше? Но я не вижу никакого другого решения, способного скомпенсировать уже имеющиеся преимущества, вытекающие из союза с центральноевропейской державой» [550] Geiss, «Deutschland und Österreich-Ungarn», 386. . Справедливо или нет, но в предвоенные годы Германия все больше и больше ощущала себя окруженной. Разумеется, соседи видели ту же ситуацию совсем иначе, рассматривая Германию в качестве могучей военной и экономической силы, господствующей в центре Европы. Заручившись дружбой с Австро-Венгрией, Германия, по крайней мере, получала одну границу, о которой ей не нужно было бы беспокоиться. Глава германского Генерального штаба Альфред фон Шлифен, в честь которого был назван один из самых знаменитых стратегических планов XX в., в 1909 г. уже пребывал в отставке и писал тогда: «Железное кольцо, выкованное вокруг Германии и Австрии, теперь остается незамкнутым только на Балканах». Он считал, что враги Германии и Австро-Венгрии: Франция, Британия и Россия – стремились сокрушить Центральные державы, но ждали своего часа. В какой-то момент национальные противоречия внутри Австрии и политические внутри Германии должны были бы сделать свое черное дело, и тогда, предупреждал Шлифен, «все ворота распахнутся, все подъемные мосты опустятся и миллионные армии двинутся вперед, разоряя и опустошая все на своем пути» [551] Angelow, «Der Zweibund zwischen Politischer», 58; Snyder, The Ideology of the Offensive , 107. .

Германию также тревожило и то, что руководство Австро-Венгрии само могло решиться покинуть Тройственный союз. В Вене, как и в Петербурге, оставалось еще немало желающих создать союз консервативных режимов – с Германией или без нее. К числу этих желающих относились и оба монарха. Кроме того, в Австро-Венгрии многие ненавидели Италию и с куда большим удовольствием предпочли бы воевать против нее, а не против России. Многим австрийским патриотам было тяжело забыть и простить то, что объединение Германии лишило их империю ее традиционной роли одного из ведущих германских государств. Дело усугублялось тем, что немцы смотрели на своих союзников свысока – например, кайзер однажды обмолвился, что Австро-Венгрия являлась отличным секундантом на случай конфликта. Да и германские официальные лица в целом часто вели себя с австрийскими коллегами весьма бесцеремонно. Так, в своих мемуарах Бюлов писал: «Талейран, будучи опытным дипломатом, сравнивал два состоящих в союзе государства с конем и всадником. Используя это сравнение для описания нашего союза с Дунайской монархией, скажу, что никогда не сомневался – роль всадника должны играть именно мы» [552] Bülow, Memoirs of Prince von Bulow , т. II, 367. .

Но дела, конечно, обстояли вовсе не так просто, и Германии еще предстояло почувствовать, что ее «конь» сам выбирает себе дорогу – причем преимущественно в направлении Балкан. Взяв себе в союзники Австро-Венгрию, Германия вдобавок получила сомнительный груз ее амбиций и конфликтов, причем в крайне политически неустойчивой области Европы. Близящийся распад Османской империи не только привлекал внимание Австро-Венгрии и России, но заодно и стимулировал аппетиты небольших Балканских государств. Главным вопросом для Германии было то, как одновременно уверить австрийцев в своей надежной поддержке, но при этом удержать их от безрассудных шагов. Уже зная, чем все закончилось, Бюлов описывал ситуацию так: «Существовала опасность, что Дуалистическая монархия не выдержит, утратит присутствие духа и бросится в объятия России так же, как охваченный ужасом голубь падает в кольца змеи. Конечно, если бы мы проявили достаточно ловкости, то войны можно было бы избежать, но мы всегда должны были учитывать возможность того, что она все же начнется. На этот случай нам следовало приложить все усилия, чтобы сохранить Австрию в качестве верного союзника и таким образом заручиться поддержкой Императорской и Королевской армии, которая, вопреки всей внутренней слабости монархии, была все еще велика и боеспособна. С другой стороны, мы не должны были позволить Австрии против нашей собственной воли втянуть нас в мировую войну» [553] Там же, 362. .

На бумаге и на карте Австро-Венгрия казалась впечатляющим союзником. В современных понятиях она простиралась от Южной Польши до северных границ Сербии и включала в себя Чехию, Словакию, Австрию, Венгрию, юго-западную часть Украины, Словению, Хорватию, Боснию и часть Румынии – а именно Трансильванию. Империя располагала населением численностью свыше 50 млн человек, развитым сельским хозяйством и природными ресурсами от железа до древесины. Промышленность развивалась быстрыми темпами, а сеть железных дорог становилась гуще. Австро-Венгрия имела на море современный флот, а мирная численность ее армии достигала 400 тыс. солдат и офицеров. Ее города – как столичные Вена и Будапешт, так и более скромные, вроде Загреба или Праги – имели вполне современный вид и могли похвастаться эффективной системой канализации, трамвай ными линиями, электрическим освещением, богато украшенными общественными зданиями и солидными кварталами многоэтажных жилых домов. В числе известных высших учебных заведений Дуалистической монархии можно упомянуть Ягеллонский университет в Кракове и Венскую медицинскую школу – при этом количество учебных заведений в стране постоянно росло. К 1914 г. 80 % населения империи умело читать и писать.

Конечно, в Австро-Венгрии имелись такие сферы жизни, которые, казалось, совершенно никак не изменились, – например, быт крестьян в Галиции или Трансильвании. На противоположном полюсе социальной иерархии утонченные ритуалы придворной жизни императорских дворцов тоже выглядели застывшими во времени. Но веяния современности добрались и до Дунайской монархии, принеся с собой новые средства связи, предприятия и технологии, а вместе с ними и новые ценности и общественные отношения. В частности, были упразднены древние ограничения, закрывавшие евреям доступ к некоторым профессиям, хотя нужно с сожалением признать, что в предвоенные годы снова стал распространяться агрессивный антисемитизм. Хотя темпы экономического роста Австро-Венгрии и не могли сравниться с российскими, но все же в течение двух десятилетий перед войной они достигали в среднем 1,7 % в год. Развитие страны шло по западноевропейскому пути – рост промышленности сопровождался переселением крестьян в города, а благосостояние все более широких слоев населения постепенно увеличивалось, несмотря на периодические экономические кризисы.