Юрий Виноградов - Хроника расстрелянных островов

Очнулся Чистяков от боли в горле и ноге: раны давали себя знать. Смутно разобрался, что лежит на деревянном полу. Инстинктивно схватился за кобуру, но пистолета не было. Сквозь мутную пелену заметил плачущую пожилую женщину.

— Пи-ить, — еле слышно прохрипел он, поняв, что оказался на хуторе у эстонцев. Женщина налила в кружку еще теплое кипяченое молоко, положила туда кусок сливочного масла, размешала ложкой и поднесла к губам лейтенанта. Чистяков пил с жадностью. Женщина заплакала еще сильнее: она увидела, что часть молока выливалась из пробитого горла лейтенанта и кровяной струей стекала за воротник.

Чистяков хотел поблагодарить незнакомую женщину, но опять потерял сознание. Очнулся он от удара в бок кованых ботинок: немецкие солдаты ругали плачущую хозяйку, показывая на лейтенанта. Женщина что-то отвечала по-эстонски. Один из гитлеровцев обшарил карманы Чистякова, вынул из них деньги и бритву. Другой снял с руки лейтенанта именные часы. Затем гитлеровцы поволокли Чистякова на улицу. Женщина побежала в сарай и выкатила из него ручную тележку. Гитлеровцы кричали на нее, махали прикладами. Они бросили на тележку Чистякова и повезли.

К вечеру 17 октября моонзундцы отошли на Тахкуну, городок Кярдлу пришлось отдать противнику. Последний рубеж обороны начинался от деревни Таресте. На шесть километров протянулись окопы и стрелковые ячейки, опоясанные проволочными заграждениями. Усиливали рубеж обороны двенадцать дотов и дзотов. Всей работой руководил майор Навагин. Ему помогали красноармейцы из 36-го инженерного батальона майора Дубровского и эстонцы, возглавляемые секретарем укома Якобсоном. Больше всего Навагин опасался за дороги, по которым противник будет наносить основные удары. Возле них он распорядился поставить доты и сделать запалы. Особенно сильно была укреплена по его указанию центральная дорога, шедшая к командному пункту СУСа. Ее охраняла группа краснофлотцев лейтенанта Быстрицкого, два дня назад прибывшая по распоряжению коменданта с 42-й береговой батареи. На усиление ей дали станковый и ручной пулеметы, заранее снятые с 12-й береговой батареи. Ночью Навагин приказал вывести на дорогу два гусеничных трактора, поставить их поперек и завалить срубленными деревьями.

Константинов остался доволен укреплением последнего рубежа. Да и что еще мог сделать начальник инженерной службы БОБРа, когда в его распоряжении не было ни средств, ни достаточного количества людей, ни времени!

— Дня три ваши редуты выдержат осаду противника, Сергей Сергеевич? — поинтересовался Константинов.

— Все зависит от интенсивности его огня, — неопределенно ответил Навагин. — Мы сделали все возможное, Александр Сильвестрович.

— Знаю, — задумался Константинов. — Ох как нам нужно продержаться хотя бы три дня!

— А дальше?

— Дальше… Пока будем думать о первых трех днях…

— Думаю, выстоим, — произнес Навагин.

Так же думал и Константинов. Три дня он еще надеялся удержаться на полуострове, где теперь было сосредоточено более полутора тысяч краснофлотцев береговых и зенитных батарей, красноармейцев и строителей. За шесть дней непрерывных боев его гарнизон потерял половину личного состава. Полностью уничтожены пять береговых батарей, окруженных противником. Правда, большей части артиллеристов удалось прорваться на Тахкуну. Так, вчера ночью на 16-весельном баркасе пришел на полуостров огневой взвод 42-й береговой батареи во главе со старшим лейтенантом Волковым. Лишь с 12-й береговой батареи не прорвался ни один человек: артиллеристы погибли в неравном бою. Сейчас на полуострове оставались в строю только две береговые батареи, полностью укомплектованные личным составом. Они и составляли главную огневую ударную силу прижатого к морю гарнизона. По опыту прошедших боев на Сареме и Хиуме Константинов знал, что, пока есть снаряды на батареях, противнику не сломить сопротивление моонзундцев.

Всю ночь комендант СУСа с начальником штаба, начальником сухопутной обороны и начальником инженерной службы БОБРа просидели над составлением плана обороны. То и дело с КП уезжали посыльные с приказами командирам подразделений. К утру 18 октября Константинов сам поехал на линию обороны, где находился полковой комиссар Биленко. С собой комендант забрал Фиронова и Навагина.

— Бойцы устали, да и мало их. Слишком неравные силы, — сказал Биленко. — Но дух у бойцов твердый! Драться будут до последнего, я с командирами говорил. Вот с резервом плохо: выйдет боец из строя — заменить некому.

— Знаю, Михаил Семенович, — тихо ответил Константинов. — Хорошо, чтобы люди знали об этом.

— Знают! Нам от них скрывать нечего.

Константинов, Биленко, Фиронов и Навагин обошли окопы стрелкового батальона майора Столярова. Красноармейцы переутомлены беспрерывными боями, молчаливы и угрюмы. Почти никто не спал: знали, едва забрезжит рассвет, противник пойдет в атаку. А до утра осталось не больше получаса.

— Ни одной жалобы! — похвалил комендант. — Истинные балтийцы!

— Пока есть патроны, будем драться до последнего, товарищ полковник, — заверил Столяров. — Только огонька бы нам побольше от береговых батарей, — попросил он.

— Будет вам огонек с триста шестнадцатой батареи, — пообещал Константинов. — Шестипудовыми снарядиками…

С рассветом немецкая артиллерия начала обстрел последнего рубежа обороны моонзундцев по всему фронту. Ей помогали минометные батареи. Снаряды и мины так часто падали в районе окопов и стрелковых ячеек, что защитники полуострова вынуждены были на время отойти назад. В ответ открыли огонь две дальнобойные береговые батареи, стараясь сбить прицельную стрельбу противника. Особенно грозен был огонь 316-й башенной батареи. Ее шестипудовые осколочно-фугасные снаряды выше леса вздымали черные столбы взрывов, с корнем выворачивая самые большие деревья. Там, где рвались снаряды 316-й, сразу же замолкал огонь немецких батарей.

Артиллерийская канонада продолжалась около часа. Над полуостровом стоял сплошной гул от выстрелов сотен орудий и минометов, от разрывов снарядов и мин. Часть стрелковых ячеек была сровнена с землей, в окопах завалены ходы сообщения. В рядах защитников появились убитые и раненые.

Неожиданно немецкие артиллеристы и минометчики прекратили стрельбу. Но в небе появились вражеские самолеты. Пришлось снова отойти, укрываясь в лесу. «Юнкерсы» цепочкой летали над линией обороны, с небольшой высоты поливая огнем из пушек и пулеметов окопы и ячейки. Минут сорок они безнаказанно сравнивали с землей возведенные Навагиным укрепления, потом почти так же неожиданно улетели. Моонзундцы быстро заняли оборону в полуразваленных окопах, и вовремя: на них уже надвигались цепи гитлеровских солдат.