Григорий Баталов - Ратное поле

Одним словом, мнение о десантниках у меня было самое высокое. В связи с этим очень смущало одно обстоятельство: как я, никогда не прыгавший с парашютом, буду обучать людей, для которых небо вроде дома родного?

Всю свою службу в обучении и воспитании подчиненных я придерживался принципа: «Делай, как я!». Что же, забыть это золотое правило командира?

Часть, которую я принял, размещалась среди леса в землянках. При первом знакомстве увидел: лихой народ десантники! Почти у каждого на груди если не орден, то боевая медаль. Многие солдаты прошли всю войну, служили уже по пять–шесть лет. С такими можно, как говорится, горы свернуть!

Однако скоро я убедился: боевая учеба десантников по–настоящему не налажена. Здесь, по сути, надо начинать заново.

Начать решил с проверки огневой подготовки. В назначенный день роты прибыли на стрельбище. Еще будучи курсантом, я входил в состав снайперской команды. За войну пришлось стрелять из многих видов оружия — от пистолета до танковой пушки. И получалось вроде неплохо. Вот на это я и рассчитывал, когда первым вышел на огневой рубеж.

Как сейчас помню: упражнение № 1, мишень круглая, расстояние — 100 метров, стрельба из карабина, тремя патронами.

С большим интересом следили за моей стрельбой солдаты и офицеры. Естественно, волновался и я. Ведь на карту был поставлен авторитет командира части.

Прозвучали три выстрела. Через несколько минут принесли мишень. 30 из 30! Вот теперь можно было обратиться к личному составу. И я сказал:

— Товарищи! Я знаю: вы славно и смело воевали. Знаю и то, что служба ваша затянулась больше положенного, многие забыли, как в родном доме дверь открывается. Однако, пока нет приказа о демобилизации ваших возрастов, надо учиться военному делу. Вы сами знаете, как важно на войне умение метко стрелять. Вот и посмотрим, не забыли ли вы фронтовую науку.

Один за другим выходили на огневой рубеж десантники. Но не у всех результаты оказались утешительными.

Неудача родила желание совершенствоваться. А тут еще кто–то пустил слух: новый командир обещал каждому, кто выполнит упражнение на «отлично», предоставить отпуск на родину.

Новые стрельбы показали, что десантники за дело взялись серьезно. И когда через месяц комиссия вышестоящего штаба проверила полк, она отметила высокий уровень огневой подготовки. Часть вскоре была признана лучшей в соединении.

Теперь надо было переходить к воздушно–десантной подготовке, к прыжкам с парашютом. Полным ходом шло оборудование парашютных городков, отрабатывались вопросы взаимодействия с военно–транспортной авиацией.

В суматохе командирских забот я не забывал о том, что мне впервые в жизни предстоит прыгать с парашютом. Моим учителем оказался начальник парашютно–десантной службы полка, мастер парашютного спорта капитан Михаил Смахтин. На счету Михаила было свыше двух с половиной тысяч прыжков. Солдаты в шутку называли его «завнебом».

Начали мы с изучения материальной части парашюта. Затем пошли теория прыжков, занятия на тренажерах. Полтора месяца изо дня в день, не оставляя, конечно, командирских обязанностей, я проходил напряженную подготовку солдата–новичка.

И однажды Смахтин сказал:

— Прыгаем завтра на рассвете. Я должен прыгать первым, вы — за мной. Таков порядок.

Многое в жизни мы делаем впервые. Но многое ли запоминаем? То раннее утро я запомнил на всю жизнь. Оно было, как для летчика первый самостоятельный полет, для хирурга — первая самостоятельная операция, для воина — первый бой.

Весеннее поле высветилось свежей зеленью, на небе плыли редкие стайки облачков. Небольшой ветерок колышет легкие травы, освежает горячее лицо. Аэростат, словно ретивый конь на привязи, рвется в небо.

Вместе с инструктором поднимаюсь в корзину. За спиной — плотно подогнанный парашют. С каждой сотней метров ветер сильнее свистит в тросах и раскачивает корзину. Земля медленно удаляется, расширяется горизонт. Уже сверху рассматриваю знакомые постройки военного городка, черную кайму леса и поднявшееся над ним весеннее солнце.

Первым, легко отделившись от корзины, вывалился Смахтии. Через несколько секунд на фоне темно–зеленого луга вспыхнул белый купол. Я бросил взгляд на высотомер: стрелка ушла за цифру 800. Пора!

Момент отделения от корзины и сам прыжок прошли почти бессознательно. Заученно действовали руки и ноги, Казалось, не разум, а они руководили телом.

Навстречу бросилась земля. И почти сразу почувствовал удар: надо мной раскрылся парашют. Мгновение — и он наполнился воздухом. Беспорядочное падение приостановилось, и я повис на стропах.

Ветер начал немного сносить парашют, и я подправил его стропами. Наконец приземляюсь…

С тех пор увлекся прыжковой подготовкой. За три последующих года 80 раз опускался с неба на землю с помощью парашюта. Теперь мог с полным правом учить подчиненных, следуя принципу «Делай, как я!».

За три года службы в воздушно–десантных войсках я убедился: при ведении современных боевых операций этот род войск играет немалую роль. О воздушных десантниках с полным правом можно сказать — это та же пехота. Только крылатая!

О маршале Г. К. Жукове рассказывают в своих мемуарах многие видные военачальники, ветераны войны. И каждое воспоминание добавляет к портрету полководца все новые штрихи, помогающие наиболее полно обрисовать портрет этого незаурядного человека.

Моя первая, довоенная встреча с будущим Маршалом Советского Союза и четырежды Героем Советского Союза была несколько необычной.

В один из дождливых осенних вечеров я, тогда курсант Минского военного училища, стоял на посту у выездных ворот. Обязанности часового были несложными. Входили и выходили преподаватели, командиры училища, и, хотя почти каждого из них я знал, инструкция требовала строго выполнять пропускной режим, невзирая на лица.

К воротам подъехала черная «эмка». За рулем — водитель в гражданском костюме, на заднем сиденье — двое в военной форме.

— Часовой, откройте ворота! — не выходя из машины, потребовал водитель.

— Прошу предъявить пропуск на въезд. Понизив голос, водитель сообщил:

— В машине командир кавкорпуса (он назвал неразборчиво фамилию) и комдив Жуков.

— Без разрешения начальника караула пропустить машину на территорию училища не могу.

Из машины выскочил комкор и, приказав пропустить машину, поинтересовался моей фамилией.

— Курсант Баталов, товарищ комкор! Разрешите доложить: по инструкции я не имею права пропускать на территорию училища машины и людей без пропуска.