Григорий Баталов - Ратное поле

Александр Ильич Родимцев стал Героем Советского Союза еще до войны. Но я впервые услышал о нем в сорок втором. Когда в Сталинграде шли кровавые сентябрьские бои, гвардейцы Родимцева переправились через Волгу, а районе заводов, и сыграли решающую роль в боях 62‑й армии генерала В. И. Чуйкова. Боевые действия 13‑й гвардейской дивизии, ее стойкость и мужество служили защитникам Сталинграда ярким примером для подражания.

В те дни я был назначен командиром стрелкового полка, и меня очень заинтересовал опыт дивизии Родимцева, которая вела в городе ночные бои большими группами. Мы жадно изучали все, что писалось об этом в фронтовой газете. Информация, прямо скажу, была очень скупой. Но вывод для нас был ясен: врага можно и нужно бить в любое время суток. И ночь может стать хорошим союзником, если действовать внезапно, дерзко, стремительно.

Организуя бой за прочный узел вражеской обороны — пригород Сталинграда Песчанку, я воспользовался этими «козырями». Трое суток пытались мы расколоть этот крепкий орешек, но безуспешно. Тогда было принято решение атаковать противника ночью. Мы заранее разведали опорные пункты и подходы к ним, систему огня. И в полночь, без артподготовки и криков «ура!» полк стремительно, на одном дыхании, выскочив из траншей и окопов, бросился вперед. Противник обнаружил атакующих уже на окраине Песчанки. Орудуя штыком и гранатой, уничтожая врага автоматными и пулеметными очередями, роты очищали развалины домов, подвалы и быстро продвигались к центру пригорода.

Свой командный пункт я тогда разместил на мельнице. Как выяснилось позднее, именно здесь при обороне Царицына в 1918 году размещался наблюдательный пункт И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова. Отсюда я и доложил командиру дивизии полковнику А. И. Лосеву о взятии Песчанки.

…Так что имя А. И. Родимцева говорило мне о многом. И я, естественно, с большим интересом ожидал встречи с легендарным военачальником.

Встреча была назначена на 15 часов 35 минут. Я прибыл чуть раньше назначенного времени. В приемной, кроме порученца, молоденького старшего лейтенанта, не было никого. Здесь действовало правило А. И. Родимцева: «Цените время!». Офицеры и генералы приходили к нему на доклад точно в указанные часы и минуты, поэтому в приемной никогда не было людей. Доклады он любил короткие, свои мысли выражал четко и ясно и этого же требовал от подчиненных.

Я переступил порог кабинета и представился. Из–за стола поднялся невысокий, сухощавый, с интеллигентным лицом генерал–полковник с двумя Золотыми Звездами Героя на груди и густыми рядами орденских планок. Седой ежик волос делал Родимцева похожим на ученого. Но это был военный ученый — подтянутый, организованный.

— Жду, жду вас! — с мягкой и доброжелательной улыбкой произнес Александр Ильич. Выйдя из–за стола, он протянул руку. — Знаю, товарищ генерал, что вы сталинградец. И буду рад с вами работать…

Осмотревшись, я отметил про себя, что кабинет имеет спартанский вид: рабочий стол, на котором ничего лишнего; чуть в стороне стол побольше, для работы с картами. Простая мебель, без мягких кресел и больших диванов. Чем–то фронтовым, блиндажным повеяло от этого кабинета.

Говорят — первая встреча впечатляет больше всего и может на долгое время определить мнение о человеке. Получасовая беседа с Александром Ильичем оставила хорошее впечатление, которое полностью подтвердилось годами нашей совместной службы.

Родимцев–человек и Родимцев–военачальник были нераздельны. Простой крестьянский паренек из оренбургского села Шарлык, прослуживший затем свыше сорока лет в армии, он всего себя отдал высокому воинскому долгу, интересам защиты Родины. Вежливый и доброжелательный в обычной обстановке, он становился волевым и жестким там, где это требовалось. Именно таким, очевидно, был Родимцев–командир в суровую осень сорок первого, когда его воздушно–десантная бригада участвовала в обороне Киева, или в сорок втором, когда его дивизия сражалась в Сталинграде.

Он знал, что такое война, и знал, что в ней побеждает солдат, сильный духом, крепкий телом и умело владеющий оружием. Поэтому обучал военному делу так, как требует современный бой, не прощая небрежности, нерадивости и беспечности.

Помню, один из наших танковых батальонов был выделен для участия в съемках батальных сцен в кинокартине о Великой Отечественной войне. Мы понимали, что, став «артистами», танкисты некоторое время не будут заниматься боевой подготовкой. Когда мы специально посетили место киносъемок, генерал Родимцев объявил танкистам боевую тревогу. Проверка подтвердила его опасения. Пришлось срочно внести «коррективы» в режиссуру съемок. Участвовавшие в них известные артисты были весьма удивлены тем, что танковые экипажи наряду со съемками стали вновь заниматься боевой учебой.

Все, кто служил под началом Родимцева, знали: генерал не любит робких и несмелых. Может, поэтому некоторые, особенно молодые солдаты терялись в присутствии легендарного командира.

Как–то на учении, где присутствовал Родимцев, одна из танковых рот не выполнила огневую задачу.

— А как же в настоящем бою, солдаты? А? — спрашивал танкистов–новичков. — Противник ведь со смертью не шутит: не вы его, так он вас! Ему ваша растерянность на руку. Поверьте моему опыту: на войне побеждает тот, кто не теряется в любой обстановке. Надеюсь, сегодняшний урок вам на пользу. Повторные стрельбы перенесем на несколько дней.

Через некоторое время он снова приехал на танковую директрису. Теперь экипажи действовали решительнее и успешно выполнили упражнение. Генерал Родимцев приказал построить роту и объявил ей благодарность за отличную стрельбу и умение владеть не только техникой я оружием, но и за самообладание.

Однажды по пути с полигона зашел разговор о необходимости воспитывать в солдате веру в свое оружие. И тут Александр Ильич рассказал «испанский» случай. Тогда он помогал бойцам революционной Испании овладевать современным стрелковым оружием. Чтобы наглядно убедить их в меткости станкового пулемета, Александр Ильич лег за него и выжег на мишени очередями свою фамилию, словно расписался. Более наглядный способ агитации и придумать трудно.

Ко всему, что касалось военного дела. Родимцев относился серьезно, основательно. Мне, как первому заместителю, не раз приходилось вместе с генералом разрабатывать планы учений, ответственных занятий. И каждый раз убеждался: война с ее горькими уроками всегда была свежа в памяти этого человека. Он постоянно думал, как в наш атомный, машинный и электронный век не только обучить солдата и офицера владеть искусством современного боя, но и воспитать в них убежденность: победа в конечном итоге зависит не от техники и не от ультрасовременного оружия, а от человека, владеющего им. Поэтому Александр Ильич был против тепличных условий, против парадной красивости учений и любил повторять: «Солдат никогда не жалуется на трудность и строгость, он жалуется на несправедливость».