Анатолий Елкин - Атомные уходят по тревоге

— Конечно, отчаянных красавиц тебе явно не хватает.

— Красавиц, не красавиц, а все же, признайся, все это гораздо прозаичнее, чем ты думал.

— Нашему Коле подавай абордажную схватку и Билли-Бонса с Острова сокровищ.

— Билли-Бонса не нужно, но вот приключение, так сказать на память, не мешало бы…

— Возьми у кока ножик, которым он мясо режет, и пробуравь в корпусе дырку. Имеешь все шансы совершить подвиг.

— Одна малость мешает.

— Какая?

— Дырку не пробуравишь. На столовый ножик сталь не рассчитана. Ножиков не хватит.

— А ты попробуй…

Все засмеялись. И снова резкий доклад смял улыбки:

— Справа по курсу айсберг!

— Вот тебе и приключение.

— Акустикам! Быть внимательнее!..

Черт его знает, какие размеры у этой ледяной горы. Айсберг перемещался, и неизвестно, куда понесут и как развернут его в следующее мгновение стремительные струи пролива.

— Левее! Еще левее! — На рулях работают сосредоточенно, словно слившись с автоматикой, ставши частицей ее. Легкий звон по левому борту. А это еще что?

— Айсберг проходит рядом.

— Точнее держать на курсе!

— Есть, точнее держать!

— Айсберг отстал. Впереди прямо по курсу ледяная гора.

— Право руля!

— Цель не меняет положения.

— Неподвижна?

— Так точно.

— Значит, или сцепило с другой льдиной либо…

— Либо там мель, Анатолий Иванович. Лучше обойти правее…

Люди на рулях взмокли.

— После такого проливчика поход в океане — легкая загородная прогулка.

— Не скажи. Но все же полегче. Не такая нервотрепка…

Сорокин решил заглянуть к Бурсевичу. Штурман только что сменился с вахты и должен был находиться в каюте.

Он действительно лежал на койке с объемистым фолиантом в руках и тут же вскочил при появлении адмирала.

— Что читаете, Александр Петрович?

— Жан Рандье. «Люди и корабли у мыса Горн».

— Интересно. — Сорокин взял в руки книгу. — Что-то не слыхал о такой.

— У нас в Союзе она не переводилась. Мне ее из Франции товарищ привез. Я и взял. Во-первых, о местах, где мы идем. Во-вторых, чтобы язык не подзабыть… И знаете, оказывается, это огромная честь для моряка — обогнуть мыс Горн. Среди старых моряков есть даже нечто вроде товарищества «Обошедшие мыс Горн». Предисловие к книге Рандье написал Леон Готье. У него удивительный титул.

— Какой же? — заинтересовался адмирал.

— Дословно это звучит так. — Бурсевич заглянул в конец предисловия: — «Международная грот-мачта. Председатель Французской секции Общества капитанов дальнего плавания вокруг мыса Горн». — Александр Петрович рассмеялся.

— Придется попросить Леона Готье принять нас в секцию.

— Непременно.

— А как вы себя чувствуете, Александр Петрович, — неожиданно переменил тему Сорокин. — Замотались?

— Есть немного. Но знаете, если говорить честно, лучше такое, чем спокойная жизнь в базе. Я говорил с многими людьми. Наверное, я в этом не одинок. Большие дела окрыляют людей, как бы ни было им трудно. Я бы сказал, что и матросы, и старшины сейчас — как в полете.

— В полете? — удивленно переспросил Сорокин и улыбнулся. — Интересное сравнение, хотя и из терминологии летчиков… Но, вероятно, вы правы. Ни одной жалобы, ни одного хмурого лица. Порой мне кажется даже, что наши люди сейчас по-настоящему счастливы…

Не только у поэтов и художников бывают счастливые моменты вдохновения.

Видения далеких веков стояли в эти дни перед глазами всех — от адмирала до матроса. Они чувствовали, что это был их звездный час. Паруса бессмертных фрегатов Беллинсгаузена и Лазарева несли над ними свои крылья. Одобрительно смотрел с мостика веселый Крузенштерн. Кажется, рядом были Коцебу и Лисянский.

Представляя к награде командира шлюпа «Мирный» Михаила Петровича Лазарева, Беллинсгаузен писал морскому министру:

«Во все время плавания нашего, при беспрерывных туманах, мрачности и снеге, среди льдов, шлюп «Мирный» всегда держался в соединении, чему по сие время примера не было, чтобы суда, плавающие столь долговременно при подобных походах…»

Советские подводники показали, что они достойны мореходного искусства легендарных мореплавателей.

Где-то там, за чертой горизонта, в далекой Англии, бронзовый Дрейк смятенно следил за пенным следом их лодок и чопорные лорды Адмиралтейства на старинных воскового письма досках дивились невероятной «гистории, учиненной россиянами».

Оттиснутый в листах энциклопедий и справочников их еще не завершенный курс уже сейчас окутывался дымкой легенд, тревожащих сердца мальчишек на всех континентах планеты. И время, отсчитанное корабельными часами лодок, тут же, за каждой отлетавшей в вечность секундой, становилось не менее вдохновенной историей, чем громокипящая слава Магеллана или Дежнева.

Завтра ему стукнет сорок пять. Думал ли он когда нибудь, что будет встречать юбилей на глубине в океане, да еще не где-нибудь, а на подходе к проливу Дрейка.

Сорокин лежал на спине. Над столиком, освещая край потрепанной лоции, мягко теплился матовый плафон. Полное ощущение, что ты ночью в купе скорого поезда. Только не слышно перестука колес на стыках, глухого громыхания пролетающих в темноте мостов и протяжно-густых перекличек составов. Да не пробежит цепочкой огней за окном дальняя деревушка или рабочий поселок.

Мягкий неуловимый гул проникал из-за стен каюты. Пение стремительных струй за бортом, приглушенный голос работающих механизмов, специфические шумы подводного корабля — все это уже давно стало привычным, и слух не реагировал на них, ставших обычной атмосферой, в которой встанешь, работаешь, спишь, думаешь.

Сорок пять… Это больше, чем половина жизни. А что он успел сделать?.. Как жил и чувствовал? Воспоминания, как кадры немого фильма, то появлялись, то исчезали, проваливаясь в темноту полузабытого, стертого временем.

Жил в Калуге мальчишка Толя Сорокин. В обычной семье. Не бедной и не богатой. Правда, отцу — железнодорожному служащему, порой было трудновато, семья в семь человек все же семья не маленькая. Бегал мальчишка в школу. Читал книжки. Случалось, огорчал мать.

Многие из нас просиживали в детстве ночи над стивенсоновской картой Острова сокровищ, мечтали разгадать тайны, ушедшие в пучину вместе с испанскими галионами «Черным принцем» и «Лузитанией». Он не был в этом смысле исключением.

Только другие становились к мартенам, уходили нехожеными тропами геологов, водили электровозы и воздушные лайнеры. А ему, если уж разобраться честно, повезло… Мечта детства стала профессией. Человек долго ищет свою звезду. Иногда всю жизнь и, случается, не находит. Счастлив тот, кто увидел ее. Пусть далекую, но ту, ради которой стоит жить.