Петр Дружинин - Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

…На должность начальника управления назначен полковник Черкесов – кагэбешник с 17-летним стажем. Сумеет ли он угодить сегодняшним марионеточным хозяевам России, специалистам пока не ясно [не совсем ясно и то, о каких специалистах тут автор ведет речь. – П.Д. ]. Но если не сумеет, первую скрипку в борьбе с главным противником правящего режима – русским национализмом, вероятно, возьмет на себя Александр Кузнецов, нынешний начальник службы по борьбе с терроризмом.

Кузнецов… – не только опытный профессионал, но и сильная личность. В свое время он занимался борьбой с еврейским национализмом и добивался превосходных результатов. Евреи-диссиденты, наверное, помнят Кузнецова как человека умного и хваткого… Повторим еще раз: Кузнецов – сильная личность и способен на многое. Лет десять назад он вел дело писателя Константина Азадовского, который в конце концов схлопотал срок за наркотики. Кузнецов получил за операцию по Азадовскому денежную премию…

И, наконец, в «Московских новостях» от 13 ноября 1992 года появилась статья Нины Катерли «Кто такие “друзья народа”», где также было рассмотрено славное прошлое Черкесова и Кузнецова. Но, как можно видеть, никакого значения для Азадовского такое паблисити одного из исполнителей его уголовного дела не имело.

Н. Катерли в своей статье привела емкое высказывание Черкесова на одной из пресс-конференций: «Приговор диссидентам выносил суд, а вовсе не следственный отдел КГБ». Это объяснение Виктора Васильевича как бы возвращает нас к тому, о чем говорилось выше, – о попытках Азадовского привлечь к ответственности судью Луковникова. Неутешительный результат известен.

Без лишних пояснений, а особенно из списка документов, помещенного в конце этой книги, можно понять, сколь много времени и сил, душевных и физических, было затрачено ученым ради призрачного «правосудия». Как реагировать на эту «одержимость»? С юмором? Или спокойно? Писаниной такого рода занимаются обычно городские сумасшедшие, коих мы нет-нет да и встречаем на почте – они всегда приметны внешне, вооружены кипой замусоленных бумажек, что-то пишут и отправляют. Адрес получателя известен: Москва, Кремль…

Но Азадовский! Ведь он имел чем заняться: разъезды по миру, научная работа, семья, друзья… Каким образом он продолжал, не отступая, вести эту «вторую жизнь»? А главное, зачем?

Как нам кажется, было несколько источников, питавших этот «вечный двигатель». Первый – какая-то наивная, совершенно безосновательная в России, идеалистическая вера в правосудие. Можно только удивляться, что Азадовскому удалось пронести ее через годы – «вопреки всему» и «несмотря ни на что». Второй относится к иной области. Азадовский совершенно верно рассчитал, что если дать истории своего уголовного дела покрыться слоем пыли, то не останется уже абсолютно никаких перспектив узнать «всю подноготную», назвать и наказать виновных. И второй импульс, хотя и не в полной мере, в конце концов оправдал себя. Игра, как покажет дальнейшее, все же стоила свеч.

В ночь с 18 на 19 августа 1991 года группа высших должностных лиц СССР образовала ГКЧП и фактически отстранила президента СССР М.С. Горбачева от исполнения обязанностей. 19-го числа президент РСФСР Борис Ельцин подписал указ, в котором квалифицировал образование ГКЧП как государственный переворот. Во вторник, 20 августа 1991 года, в наиболее массовом независимом печатном органе Ленинграда – газете «Невское время» – на первой полосе появились несколько материалов: заявление членов ГКЧП, указ Б.Н. Ельцина, а также воззвание «К гражданам России» от ее руководителей – президента Ельцина, председателя Совета Министров И.С. Силаева, и.о. председателя Верховного Совета Р.И. Хасбулатова. Внизу полосы был размещен фрагмент выступления А.А. Собчака на чрезвычайной сессии Ленсовета – «Предать суду тех, кто встал на пути свободы».

На той же полосе, в ее центре, был и третий материал – голос ленинградской прогрессивной интеллигенции, под которым стояло всего шесть подписей: М.М. Молоствов, С.А. Лурье, М.М. Герман, Н.С. Катерли, Г.Ф. Николаев, К.М. Азадовский. Вот его текст:

Сограждане!

Неужто нам только померещилось, будто наша жизнь имеет смысл, а у нашей великой родины есть будущее? Неужто полдюжины изменников отнимет у наших детей последнюю надежду увидеть родную страну свободной, цивилизованной, счастливой? Неужто отдадим их в полное распоряжение партийных, полицейских, армейских начальников – сытых, бездарных, бесчестных?

Заговорщики задумали погубить страну. Если мы это им позволим – мы заслужили свою судьбу.

Не позволим!

Нас – 300 миллионов

Мы – не рабы!

О том, как рождалось это обращение и почему его подписали всего шесть ленинградцев, позднее вспоминала Нина Катерли:

У Мариинского дворца собиралась толпа. Здесь лица были другими – взволнованными. Первым, кого я увидела, был Михаил Молоствов, рядом Константин Азадовский. Мы стояли в толпе, по которой волнами прокатывались слухи – к нам движутся войска, Собчак вот-вот прилетит из Москвы, нет, уже прилетел, нет, он будет в четвертом часу… Потом я слышала, будто, прилетев около трех часов дня в Пулково и чудом избежав ареста сперва в Москве, а потом и в Ленинграде, куда за ним выехала группа захвата, Собчак прямо с самолета отправился в штаб военного округа, на Дворцовую площадь. В штабе у командующего округом генерала Самсонова собрались руководители города, склонные поддержать путчистов и ввести в Ленинграде чрезвычайное положение. Этим-то людям Собчак и объяснил, что юридических оснований для введения чрезвычайного положения в городе нет, для этого как минимум необходимо решение Президента и согласие парламента. Так что выполнение указаний незаконно захватившего власть ГКЧП – преступление. После этого, оставшись вдвоем с генералом Самсоновым, Собчак имел с ним долгий разговор, в результате которого Самсонов дал слово не вводить в Ленинград войска. И сдержал это слово.

Но мы этого знать не могли, мы, стоя на площади, все ждали мэра. Не помню, кому первому пришла в голову мысль пойти пока в редакцию газеты «Невское время», расположенную по соседству. Придя туда, мы увидели бледного Самуила Лурье, правившего какой-то текст. Это был текст обращения, под которым он тут же поставил свою подпись. Мы подписали это обращение тоже. Лурье, усмехнувшись, сказал мне: «А вы понимаете, Нина, что, может быть, сейчас вы подписали себе путевку в тюрьму?» Я понимала. И – чего уж греха таить – в первый момент моя рука дрогнула. Насколько легче было бы мне расписаться, если б я знала, что через несколько часов мэр города в кабинете генерала Самсонова так же, как мы, назовет ГКЧП – преступниками… Так или иначе, мы, несколько человек, поставили под обращением подписи, на следующий день оно появилось в «Невском времени», а еще, напечатанное в виде листовки, было ночью с 19-го на 20-е расклеено по городу и наутро роздано пришедшим на митинг.