Юрий Федосюк - Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов

– Как вы сумели сюда взобраться?

– Я прилетел к вам на крыльях любви!

Это «прилетел к вам на крыльях любви» долгое время казалось мне образцом героико-любовного слога. Наверное, не только мне, подростку. Помнится, зал в этом месте долго аплодировал.

Длительным успехом пользовался «Багдадский вор» с участием красивого и мужественного Конрада Фейдта. Экзотические арабские пейзажи, яркие одежды, ловкий, неуловимый герой – всё это магнетически завораживало зрителей, все слои населения тогдашней Москвы. Смотрели, забыв всё на свете, буквально разинув рты. Неслучайно родилась частушка:

Американский актёр Гарри Пиль изумлял всех невероятными трюками, которые выполнялись, конечно, с помощью несложной кинотехники. Так, спасаясь от погони, он, будучи почти схвачен полицейскими, прыгал через нью-йоркскую улицу с крыши одного небоскрёба на крышу другого. Такого рода трюки во многом повлияли на сюжет неплохой советской кинокомедии «Процесс о трех миллионах».

Трюкачество, бездумный культ человеческой силы и ловкости, разумеется, увлекали подростков. Наиболее смелые ребята пытались подражать любимым киногероям. Не знаю статистики, но уверен: многие такие попытки кончались трагически. Помню подростка, уцепившегося одной ногой за наружный край балкона четвертого этажа и державшегося только на одной руке. На все уговоры снизу прекратить опасную игру он отвечал одной и той же горделивой фразой: «Я – американский Гарри Пиль!»

Успехом пользовались и заграничные кинокомедии, особенно с гротескной парой – долговязый, носатый Пат и маленький, пузатый Паташон. Они постоянно попадали в смешные и глупые ситуации, из которых выходили с забавной невозмутимостью. По сути, их невзыскательные трюки напоминали номера ковёрных клоунов. Более значителен был Бестер Китон, главной особенностью которого была полнейшая невозмутимость во всех случаях жизни. Падал ли он в воду, попадал ли под автомобиль, избивался ли полицейскими – лицо его оставалось каменно-бесстрастным, что и вызывало – по контрасту – комический эффект. Впрочем, такова была «линия поведения» всех крупных комиков, включая и весьма популярного к тому времени Чарли Чаплина. Можем ли мы себе представить мятущегося от страха или хохочущего Чаплина? Но у Чаплина была тонкая, сдержанная мимика, очень многое выражали глаза преследуемого всем миром, забитого человечка. У Китона это начисто отсутствовало.

Хорош был забытый ныне Гарольд Ллойд. Комедии с его участием содержали подчас глубокую и интересную мысль. В фильме «Бабушкин внучек» Ллойд играл робкого, болезненно застенчивого юношу, которого во всём подавляла властная, энергичная бабушка. Но вот какой-то доброхот дарит бедному Гарри «талисман бесстрашия», и юноша, уверовав в свои силы, на удивление окружающих, совершает поступки мужественные и даже рискованные. Юмор фильма заключался в том, что внезапно, посреди подвига, Гарри вдруг обнаруживал утерю талисмана и мгновенно превращался в жалкого труса. И наоборот: веря, что оставленный дома талисман при нём, Гарри смел и решителен. Идея ясна: талисман – жалкая побрякушка, главное же – вера в собственные силы. В конце фильма понявший эту истину и преобразившийся герой становится «настоящим мужчиной» и женится на красивой девушке, к которой раньше и подойти даже боялся.

Большинство виденных мною советских немых фильмов составляли бесцветные и примитивные «агитки» на тему о Гражданской войне. Возможно, потому, что он и-то и показывались преимущественно на детских киносеансах. Герои-революционеры рисовались в этих фильмах привлекательными, отчаянными смельчаками, белогвардейские генералы и полковники – тупыми и трусливыми толстяками. Главное место в фильмах уделялось батальным сценам – кавалерийским боям, которые давались преимущественно дальним планом. Тут случались конфузы: публика аплодировала успешным атакам красных, а это оказывались временно преуспевшие белые, и наоборот.

Агитки на тему Гражданской войны настолько набили оскомину зрителю, что в конце концов полностью себя скомпрометировали, доставалось им и в прессе. Характерно, что, когда в 1934 году на экраны вышел звуковой, действительно великолепный фильм «Чапаев», название его не сразу привлекло интерес зрителей: «Да это нам уже сколько раз показывали!» Талантливый фильм реабилитировал тематику, убедил, что и о Гражданской войне можно снимать умные и тонкие фильмы. Не только герои, но и враги были показаны в «Чапаеве» нешаблонно: вспомним белогвардейского полковника в блестящем исполнении Певцова.

В эпоху немого кино было немало лживых, левацких фильмов. Один из них (как я позднее узнал) поставили в 1930 году авторы «Чапаева», прославившиеся вскоре братья Васильевы, с участием Григория Александрова, ставшего основоположником советской музыкальной кинокомедии. Фильм назывался «Спящая красавица». Сестра, увлеченная балетом, заразила этой любовью и меня. Балет Чайковского мы незадолго до того смотрели в Большом театре. Я был совершенно опьянен и зрелищем, и музыкой. И вот «Спящая красавица» на экране; разве такое можно пропустить?

Немой фильм, который тапёр щедро оживлял музыкой Чайковского, повествовал о постановке бессмертного балета в годы Гражданской войны или вскоре после нее. В первых ряДах партера – уродливые «бывшие», их жирные, разряженные жены. Большинство же мест занимает новый зритель – рабочие, красноармейцы. На сцене разворачивается некая пародия на балет – помпезное, – неуклюжее и постыдное зрелище. Толстая, накрашенная Аврора, мерзкий, злобный король – её отец, коротконогий, прыщавый принц в нелепом парике. Сквозь густой, сальный грим танцовщиков пробиваются струи пота. Смехотворные «придворные» ужимки, тяжеловесные, скованные па – всё вызывает смех и недоумение большинства публики. Только «бывшие» закатывают глаза в восторге, это зрелище по их вкусам. Тем более что прославляются монархи и их слуги – всё, что в России совсем недавно сметено огненным ураганом революции.

Реклама одного из звуковых фильмов 1930-х гг.

Обратите внимание на ее начало: «Смотрите и слушайте…»

Наконец рабочая публика разжигается гневом. Нет, такое старорежимное искусство ей не нужно. Пусть вместе с монархией отправляется оно на свалку истории! Публика кричит: «Вон, долой, позор!» Спектакль срывается. «Бывшие», злобно скалясь, удирают. Следует титр: «Разве хам понимает настоящее искусство?» На сцену вторгается группа возмущенных пролетариев. Под бурные аплодисменты пожилой рабочий в кожанке произносит речь: «Даешь настоящее пролетарское искусство! Долой искусство буржуев и помещиков!» Актеры, теряя на бегу накладные букли, парики и мушки, изгоняются со сцены. Публика кричит: «Долой Спящую красавицу!»