Геннадий Коваленко - Прозвища казаков донских и кубанских станиц. Казачья жизнь

К каменчанам пристала кличка «сучка в башлыке». Происхождение ее таково. Возвращались казаки-каменчане с военной службы. Как известно, 11-й Донской казачий полк, в котором служили каменчане, находился в далеком г. Владимире-Волынском, в Западной Украине. Оттуда и ехали казаки домой своим ходом. Некий молодой сотник вез в подарок жене породистого щенка.

Где-то в пути повстречался казакам ехавший по своим делам генерал в экипаже. Сотник проворно запрятал собачонку в свой башлык и браво отрапортовал:– «Отслужившая партия 11-го Донского полка…»

Не успел закончить, как в башлыке затявкал щенок. Генерал разозлился и накричал на сотника. С этого и пошла кличка.

Но есть и второй вариант прозвища. Как то пошел казак-охотник из станицы Каменской на охоту. Охотился бы хорошо, но случилось в этот день радостное для него событие: его породистая собака разрешилась во время охоты от бремени. А он уже и дичинки набил и суму наполнил, а тут возник вопрос:

«Куда же я это щенков возьму?»

Сбил фуражку на затылок, за чуб себя потрогал. Скрутил цигарку – покурил.

«Бумага была бы, в бумагу б завернул. А лучше всего в мешок бы».

И дичину ему жалко выбрасывать и щенков нельзя оставить, породистые ведь, предки их с незапамятных времен охотничали уже. Как же их оставить?

– «Ху, черт… выругался казак на сучку, не могла тварь подождать, покедова домой придет. Пропасти на вас нет, окаянные…».

Даже сучку ногой толкнул. А она лежит и так на него умиленно смотрит. Вроде сказать хочет:

«Все мол, станичник, под Богом ходим. Не ровен час и с тобою такое случиться могеть…»

Совсем казак растерялся, даже жарко стало. Поскидывал одежду и башлык на землю швырнул. Стоит, задумавшись.

Потом, ничего не придумав, посмотрел на щенков, а их нет…

– Это что за шутки такие?

Удивился. Стал озираться. Глядит – башлык его раздулся и ходуном ходит по земле: Сучка не только туда щенят перетащила, но и сама устроилась. Усмехнулся казак, вздохнул, – делать нечего, взял башлык за концы и понес в станицу.

А дома гости были. Зашел он в курень, стали те его встречать да расспрашивать о том, о сем, забыл он про сучку, положил башлык на лавку, а один то гость сядь ненароком, его сучка и хватила зубами… Крикнул гость и вскочил напуганный. Развернули башлык, а в нем щенята, и сучка сидит – на всех злыми глазами поглядывает…

Это как же случилось? – спрашивали казаки – Вот так стерва: в башлык забралась! Хитры Каменские собаки…

Так и стали дразнить Каменскую станицу: «сучка в башлыке».

(«Донец» «Родимый Край» №4 – 1930 г.)

Станица Камышовская по части устройства церемоний разных, пожалуй – первая. Епархия, как известно, у архиерея большая. Едет он от станицы к станице, и везде ему почет и уважение, и, что главное, так это то, что одна станица перед другой щеголяет, одна перед другой красуется, – и встречами то, и проводами, и угощениями, и подношениями, и чистотой веры Христианской. Камышовская сама по себе, а Мариинская сама по себе. А только долетел голубочком слух, что в Мариинской станице Архиерей находится, и вот-вот прибудет в Камышовскую. Суматоха и волнение начались невероятные. Прежде всего, двух конных казаков выслали на край станицы: – Зорко следить! … Спиртного не пить! … И чуть что – пулями назад, в станицу. Тем же казакам, кто слаб был по части спиртного, атаман самолично, нагайкой грозил, говоря в назидание, мол, стаканчики да рюмочки, доведут вас ахриянов до сумочки.

Сами же камышовцы собрались встретить Архиерея с колокольным звоном, выйти за станицу с иконами, с хоругвями, со священством в полном облачении. Атаман станичный насеку взял, а почетные старики чекмени по надевали, да чирики дома по оставляли, все в сапогах как один. Велел атаман, чтоб все казаки, какие только ни есть, ордена, и отличия по надевало, и усы расчесало, и чубы горой пустило…

По первому удару колокола чтобы станичный атаман принял рапорт: кто болен, кто пьян, кто в отсутствии, кто к службе особенно рьян, а кто и вообще выйти не пожелал. Потом мы всех этих, уклонившихся, думает атаман, себе на ус намотаем. Стал впереди процессии, и пошла бы она к Его Высокопреосвященству стройными и торжественными рядами навстречу. Вот, мол, какая у нас станица… Горит на солнышке серебром и золотом, и степенная тебе, и заслуженная, куда ни поверни, и с какого бока ни зайди. Мол, жили деды в славе, и мы станицу не ославим. Не даром ведь говориться, что шёлк не рвётся, булат не сечётся и казак не сдаётся.

Ну, а уж известно: где благочестие, там и происшествия, да нечистая сила! Двух-то казаков, высланных вперед, попутал – видно – черт. Ждали они, ждали… Уж на седлах-то и на одну сторону переваливались, и на другую, и ладонью глаза, ровно крышей, покрывали, – вглядываясь от солнца – не видать ничего. Соскучились. Покрутились на дороге, да и свернули к Акульке Кострюковой, что на краю станицы жила и водкой тайком торговала. Выпили по рюмочке. Вышли поглядеть опять. Соскучились. Зашли к Акульке в другой раз…

– Подавай, свистопляска, ешшо по чарке! – требуют казаки, что выпить не дураки

А выпивши – решили, что выходить им незачем. Что как в станице в колокола забьют – значит – кто-нибудь другой Архиерея заметил. Так тогда они скореича на коней, да и с докладом. Так и засели у Акульки, отливают друг другу пульки (врут). Чарка за чаркой. Заиграли песню:

– По край то было моря синяго, на усть то было Дона Тихого…

Поют себе. Заиграли другую:

– Отец сыну не поверил, что на-а свете есть любовь! … – Стой, – говорит один из них, – давай глянем глазком на дорогу.

Глянули. А по дороге, со стороны Мариинской пыль столбом завивается! И будто звон колокольцев слышен, правда какой то странный. Но хватившим лишку махальным не до того было.

– Едит!

Вскочили на коней казаки – и в станицу. Летят и кричат:

– Едит! … Едит!…

Ухнул колокол, загудела над станицей медь. разгоняя своим звоном всякую нечисть. Повалили казаки. Атаман рапорт принял – пяти человек не досчитались… Разобрали хоругви и иконы, и пошли процессией. Вышли за станицу… Идут десять минут, никого не видать, еще идут – никого… Ни позвону, ни помину. Верст несколько отмахали. Решили идти до тех пор, пока не встретят. Пошел в задних рядах ропот: – Этак мы в Мариинскую, встречаючи, зайдем…

Стали, решили разобрать, в чем дело то? Стали все недовольно по всем сторонам оглядываться. На дороге, по ровной степи, до самой Мариинской станицы, на протяжении семи верст, совершенно было пусто – и только влево на версту, почти у самого Дона, пыль, действительно, столбом стояла. Но там было займище, и туда Архиерей заехать не мог. Это свинопас со степи перегонял через дорогу полчаса тому назад своих свиней, чтобы они от жары в грязи у Дона повалялись. Видя пыль по дороге от переходящего стада, казаки-дозорные и приняли свиней за карету архиерейскую… Вернулись все домой. Разошлись по куреням. Настроение подавленное. Атаман в каталажку пять неявившихся казаков засадил. А те оправдывались: